Шаманский космос - [9]
Ретинальные сгустки тьмы клубились перед глазами и растворялись в ничто. Я не знаю, сколько часов или дней я наблюдал сцены из жизни этой завалящей планеты и слушал музыку у себя в голове. Медленно пережевывая свой транс. Просветы четкости — как свежий вкус мяты. Я проходил сквозь моря, смотрел ментальные записи дна, покрытого черной лавой; сквозь леса, что стелились внахлест под порывами ураганного ветра. Крупные планы древних деревьев в зарубцевавшихся ранах. Старинные замки в навязчивых деталях. Симфонии от начала до конца. Я проходил сквозь города. А потом на меня вдруг напала сонливость, и мысли начали путаться. Самые разные: что мы все — мыслительные импульсы в подсознании убогого бога, пообтрепавшегося и усталого. Что многие из нас хотят умереть. Все это были правдивые половинки одной общей картины. Мне снились багровые пастбища, и мне было тепло в моем заточении. От меня не осталось уже ничего — одно настроение.
Я слышал, как снаружи переговариваются техники — обиженный ропот, как гул механической фабрики. Корабль вошел в док. Я насторожился, стряхнув с себя оцепенение. Этерические перемычки открылись, скобы на руках автоматически разошлись, но грудь и ноги по-прежнему были залочены. Крышка саркофага треснула и открылась — я резко выбросил руки вверх, наткнулся на грудь Беспроводного, затянутую в изломанный паззл, подключился к нему напрямую и просветил насквозь. Его тело разлетелось в клочки, и я остался стоять, весь в крови, на молу. Англия, надо думать. Других вариантов нет.
Выход располагался в крытом доке. Огромный резервуар для газа в грязном плавательном бассейне. Я пробежал по заброшенному тоннелю. Новые штаны обвились вокруг ног, как графический рестарт. Над дверью, где выход, по-прежнему висела табличка с надписью: Мертвецы в эйфории не рассчитывают на спасителя.
Почти вертикальный тоннель вывел меня в отстойник, мощенный серым сланцем. Песня на ветру ударила, словно бутылкой по голове. Прямо у меня перед носом по вентиляционной решетке прошелестел смятый фантик от конфеты. Половина чертова колеса — как будто врытая в горизонт. Гидравлический Лондон был занят.
Пока я добирался до штаб-квартиры Интернесинов, звезды больно кололись, словно иголки. Дождь покрыл улицы водяным лаком и размыл пыль на кислотных стенах. Воскресение — невостребованный выход на «бис», такой же унизительный. Когда ты молодой и сочишься ядом на улицах, где дождит стрихнином, и ты проходишь сквозь опрокинутые тени, мимо круглосуточных аптек и закрытых прачечных самообслуживания. Можно лишь приспособиться к этой красной влаге. Стать адекватным. Даже создатель вряд ли способен на что-то большее. Маленькая темная дверь в стене шипит и пенится под дождем. Прохожу насквозь. Чуть вперед по дорожке — к серому и неприметному дому, чем-то похожему на церковь.
В кабинете Локхарта не было, но я чувствовал метку, энергетический знак — даже сквозь полное разряжение. Я осмотрел полки. Фотоснимок табачного цвета: молодой Локхарт у подножия какого-то храма в джунглях; маленькая иконка святой Исидоры, сгорбленной под общедоступным прощением и явно желающей лишь одного — сбросить с себя это бремя; турецкий светильник в виде сорокопута, пыльный, как железнодорожное радио; заряды для сигил. Локхарту я доверял если не безраздельно, то все-таки больше, чем всем остальным. Конечно, когда он научился справляться со своими мистериями-головоломками, в нем померкло стремление к действию, что-то в нем умерло. Но в качестве руководителя и наставника он всегда был безупречен.
Я упал во вращающееся кожаное кресло и задремал. Ливень в окне походил на статику. Я открыл глаза, когда Локхарт вошел в комнату и замер на пороге. Но лишь на миг. Мое притупленное состояние явно не произвело на него впечатления, хотя он как-то странно занервничал. Я принялся излагать ему свои соображения о Доминантах — я говорил, словно сбрасывал данные. Боялся, что что-то забуду или опять засну.
— Они считают, что мы готовим конец света независимо от того, погибнет Вселенная со смертью бога или останется, как была. Они поэтому и называют нас могильщиками, правильно? Вообще, по идее, нам должно это льстить — что нас считают способными на такое. Но ты сам видишь, что получается. Хотя у нас общий враг, которого мы собираемся уничтожить, мы по-прежнему спорим друг с другом и друг другу мешаем. А тут еще возникло последнее маленькое сомнение: а чего хочет создатель — полностью деформатировать свое творение или оставить все в целости и сохранности, по завету?
Порыв холодного воздуха — это открылась вторая дверь у меня за спиной. Еще до того, как обернуться, я считал волны. Почти плоское изображение отклонилось от истины. Это был Касоларо.
И, взглянув на Локхарта в простом удивлении, я увидел в его глазах невозможное. Дрожь отступления.
7
Суицидальные элементы
И пусть мое сердце выплеснется на власти — отдаленный смех
Воля практически подавлена.
— Осторожнее, джентльмены. Однажды я видел, как он играл в классики на потолке.
Я был слегка оглушен, но все-таки мог говорить, пусть даже и нес полный бред, пока они вдвоем волокли меня вниз по лестнице, в подвал.
С 1994 года Стив Айлетт задает миру такую литературную трепку, какой тот до сих пор никогда не получал. Конструктивный стиль его писательской манеры уносит вас во взрывное путешествие софтверных чар, многозначительных патронов и искривленных карикатур на существующие социальные стереотипы. Совершенно затягивающий от начала до конца, его последний подарок, “Атом”, - не исключение… В нем писательское мастерство Айлетта достигло зрелой точки почти релятивистской безукоризненности… развлекайтесь подвозящим оружие лирическим путешествием сатирических жемчужин, но берегитесь, глубокое погружение может вызвать саморазрушение черепа.
Роман — футуристический палп-триллер, в своем роде Дэшилл Хэмметт в киберпространстве. Действие происходит в «дивном новом мире» будущего, под названием «Светлопив», где преступление стало новой и единственной формой искусства. Главный герой, гангстер и непревзойденный стрелок Данте Локоть, устраняет все препятствия, возникающие у него на пути, чтобы завладеть последней книгой Эдди Гамета, кибер-шедевром, обладающим таинственной силой.
«Токсикология» — сборник коротких рассказов. Некоторые издаются впервые, другие перепечатываются из журналов и антологий. Все рассказы короткие (некоторые очень короткие). От внушающей благоговейный трепет образности «Гигантика» до приятной непочтительности «Если бы Армстронг был интересным», эти рассказы искрятся исключительным талантом, который ставит Стива Айлетта особняком среди современных авторов. Действие некоторых рассказов разворачивается в Светлопиве (среди них «Пистолет Сири», знакомящий с ужасным миром Тэффи Атома), а другие происходят вообще черт знает где; «Токсикология» — по большей части сатира с добавленными к ней редкими светлыми вставками (в том числе сатира на «Грозную Славу» Вудхауза).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Стивен пытается вырваться из ада однообразного существования, из-под гнета материнского давления и обрести киношное семейное счастье. Перед его глазами предстает конвейер уничтожения на мясокомбинате, превратившийся для рабочих убойного цеха в почти религиозный культ убийства и сексуальных извращений. И вот результат: тело матери разделано на части, мертвая собака гниет на крыше, подружка со вспоротым животом в коме, вырезанный из чрева плод приставлен к стене, а тонны одержимой смертоносной говядины носятся по подземным туннелям в поисках человеческих жертв.