Шахматистка - [15]

Заговори Элени о парижанках, она совершила бы и вовсе непростительную ошибку — выдала бы свои сокровенные мысли, которые иногда, в совсем уж безрадостные дни, навязчиво вертелись у нее в голове.

А потому Элени молчала и только улыбалась. Желание говорить о своей большой победе уже не было таким острым. Она ни словом не обмолвилась об учителе — значит, не могла рассказать и о выигранной партии.

Катерина попробовала было разузнать поподробнее, но, видя, что подруга не склонна вдаваться в детали, переменила тему. Она заговорила, по своему обыкновению, о последних сплетнях, благо Элени была совершенно не в курсе событий.

Поговаривают, у Никоса дела идут не очень хорошо. Его молодая жена слишком много тратит. А для чего она каждый месяц отправляется в Афины, как не за покупками? Разумеется, она уверяет, что ездит по делам, для ресторана, но люди-то не дураки… Кроме, может, самого Никоса, насмешливо добавила Катерина.

По городу ходят слухи, что дочка Йоргоса беременна. Пока еще ничего не видно, но скоро уже не скроешь. Кто отец — узнать трудно, она ведь путалась с кем попало.

Катерина наблюдала за реакцией Элени — ее, похоже, не очень-то впечатлило это известие. Элени слушала с отсутствующим видом, потом ответила, что, конечно, лучше дождаться, когда беременность станет очевидной, а потом уж строить гипотезы. Непривычное слово “гипотезы” вырвалось у нее само собой. Может, она слышала его от учителя, а может, оно всегда сидело у нее в голове, в дальних уголках памяти, и только ждало случая, чтоб вырваться наружу. Элени и сама не понимала. Реакция Катерины не заставила себя ждать — хозяйка удивленно взглянула на подругу и рассмеялась:

— Как-то ты говоришь чудно, дорогуша моя.

Элени смутилась, но виду не подала. Она тоже рассмеялась и ответила:

— Ты права, странное слово. Я, наверное, по телевизору его слышала.

Разговор продолжался, Элени оживилась и рассказала три анекдота, слышанные в гостинице. Подруги болтали почти так же задушевно, как прежде. Катерина даже налила себе и Элени по стаканчику анисовой водки, и они выпили за встречу.

Примерно через час Элени засобиралась домой: ее ждал Панис. В дверях подруги поцеловались, пообещав друг другу в ближайшее время опять встретиться.

Выйдя от Катерины, Элени с грустью подумала: “Напрасно я разоткровенничалась. Как глупо вышло! Понятное дело, победа в шахматной партии интересует только того, кто сам играет”. Надо смириться с одиночеством. Она начинала в одиночестве — так же придется и продолжать. Единственный ее собеседник — учитель, которого послало Небо, сжалившись над ней.

Когда Элени ушла, Катерина вымыла посуду и принялась готовить себе ужин. “Играть в шахматы! — недоумевала она. — Это ж как надо помирать со скуки, чтобы придумать такое!” Она вдруг представила себе Элени, с ее высветленными прядями и натруженными руками, склонившуюся над шахматной доской, — и прыснула со смеху. “В конце концов, хоть посмеяться можно ”, — подумала она, чистя картошку.

— Эле-е-е-ни! — завопил на следующий день Панис, вернувшись домой посреди дня, чего с ним прежде не случалось.

Едва узнав новость, он бросил все дела в автосервисе и помчался домой.

— Эле-е-е-ни!

Она выбежала на крик.

— Ты хочешь моей смерти?! — визгливым голосом выпалил Панис, увидев жену.

Элени с тряпкой в руке смотрела на него, ничего не понимая. Она быстро перебирала в уме все, что в последнее время сделала такого, отчего мог так взбеситься муж.

Но ничего не находила.

— Как же ты могла?! — прокричал он, тряся ее за плечи.

Наверное, именно от этих толчков у нее в голове молнией мелькнула догадка: “Катерина”.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — спокойно сказала она Панису, который перестал ее трясти и с почти умоляющим видом смотрел ей прямо в глаза.

— Вся Хора в курсе, что ты проводишь время за игрой в шахматы.

— Ну и что с того?

— Да я стал посмешищем всего города, — простонал Панис.

— Не понимаю почему, — с достоинством ответила Элени. — К тебе это не имеет отношения.

— Если ты выглядишь смешно, то и я тоже выгляжу смешно. Меня считают мужем сумасшедшей. Обо мне где только не болтают. Вот так, моя милая. И ты это прекрасно знаешь. Надо уважать правила.

Элени не ответила. Что она могла сказать? Обстоятельства против нее. Она знала, что для Паниса стать предметом насмешек — настоящая мука. Но она знала и то, что это ненадолго: люди поговорят-поговорят да и привыкнут. Случится что-нибудь другое, более интересное, и старое забудется.

Панис, который вообще-то не любил ссориться с женой, первым нарушил паузу:

— Ладно. Но надо же найти какой-то выход! В сущности, эти разговоры — чепуха, да и только. И если ты немедленно прекратишь играть и скажешь, что все это сплетни, выдумки разных там кумушек, я тебя прощу.

И услышал в ответ:

— Ни за что.

Реакция последовала немедленно. Панис залился краской и с такой силой хватил кулаком по столу, что стоящий на нем подсвечник подпрыгнул. Элени повернулась и пошла в гостиную — заниматься домашней работой. Панис, вбежав в комнату, принялся с шумом распахивать дверцы и выдвигать ящики с целью найти ту вещь, которая толкнула его жену на преступление. Дверцы хлопали, предметы летали по комнате и падали на пол. Ваза, подарок на свадьбу, — ее берегли двадцать пять лет — упала и разбилась. Стоя посреди комнаты, Элени смотрела, как Панис, багровый от злости, все больше распалялся. Разумеется, он ничего не нашел. Шахматы лежали в морозильнике.