Шахматистка - [17]

Последние события со всей ясностью показали, что в том сообществе, которое до недавних пор казалось ей средоточием тепла и доброты, у нее совсем нет друзей. Та среда, в которой она выросла, никогда не побуждала ее искать верного союзника. В ее четко определенном, раз и навсегда данном окружении человеческие связи редко подвергались испытанию. Люди виделись каждый день, здоровались, улыбались друг другу, обменивались новостями и кулинарными рецептами. В мире, где все друг друга знают, дружба представляется излишней роскошью. Внезапное открытие, что она одна-одинешенька, немало удивило Элени, ей легче было вообразить, что никому просто нет до нее дела. Работа и повседневные семейные заботы так поглотили ее, что она не задумывалась о том, чтобы намеренно идти к людям с целью приблизить их к себе или даже завоевать.

Познакомившись с Панисом, она больше уже никогда ни к кому не испытывала интереса, будь то мужчина или женщина. Никогда ее не влекло желание. Она не ведала ни печали от того, что ее отвергли, ни радости от того, что она нравится. Даже то, что Катерина стала ее подругой, тоже вышло как-то само собой. Они вместе учились в школе, учитель посадил их за одну парту. Их сблизили обстоятельства, помноженные на привычку, — вот и все. Элени не задумывалась над тем, какие чувства она испытывает к Катерине. Исчезни та из ее жизни — она не испытала бы горечи утраты. Предательство подруги не причинило ей боли. К ее поступку она отнеслась довольно прохладно.

Но что действительно ее беспокоило, так это невозможность свободно видеться с Куросом и тренироваться. Какое-то время она почти не меняла своих привычек, лишь стала чуть более тщательно готовиться к отлучкам из дома. Но затем, чувствуя, что за ней все больше следят, даже ее собственный сын, сменила тактику. В последний свой визит к учителю она оставила у него шахматы на хранение.

К счастью для Элени, атмосфера в семье никогда не вынуждала ее бросить работу. Гостиница была для нее особым миром, где она могла спрятаться, этот мир был населен беззаботными существами, даже не подозревавшими о страданиях горничной в халате фисташкового цвета, везущей свою тележку по длинным коридорам. Слава богу, даже в низкий сезон гостиница не закрывала своих дверей. Работы было, конечно, меньше, но на остров всегда приезжали измученные горожане, желавшие отдохнуть. “Дионис” был уютным местечком, довольно закрытым, со своими постоянными клиентами. Некоторые номера отапливались и служили прибежищем для преданных гостей даже зимой. Чета пенсионеров из Англии проводила здесь часть холодного времени года, здесь часто жил один американский писатель и всегда какие-нибудь туристы останавливались проездом. Благодаря этим людям жизнь теплилась в “Дионисе” на протяжении всего мертвого сезона.

До хозяйки, понятное дело, доходили слухи, бродившие по городу, точно крысы в подземелье. Сначала она им не поверила, а потом даже посмеялась. Сын настоятельно советовал ей не подавать Элени ни малейшего виду, и Мария согласилась, что так будет лучше всего. Она до сих пор ничего ей не сказала, не станет говорить и теперь. Однако в душе она чувствовала даже некоторое уважение к своей работнице, нарушавшей общественные устои с упорством, которого от нее никто не ждал. Марии, разумеется, было трудно представить себе свою горничную играющей в шахматы. Эта мысль казалась ей даже немного комичной, но дело не в этом. Мария восхищалась тем, какое сопротивление оказывала Элени общественному мнению, и даже хотела ей чем-нибудь помочь.

Так прошел целый месяц — в сомнениях и вражде. Рождество и Новый год не принесли заметного улучшения в отношения между супругами. Каждый жил сам по себе, согласно своему собственному выбору, сделанному в этом жестком мире — с камнем на сердце, с головой, пухнущей от всяких мыслей, со взглядом, обращенным внутрь себя.

Панис изображал хорошее настроение вкупе с наигранной жизнерадостностью, но на душе у него кошки скребли. Элени замкнулась в себе и делала вид, что ей все безразлично. Совсем сбитые с толку дети старались поменьше бывать дома, а старый учитель стал до крайности рассеянным. Когда он делал покупки на халкинском рынке, торговцам нередко приходилось бежать за ним, потому что он забывал взять купленный товар. “Что ты хочешь, — говорили люди, видя, как он идет по улице, погруженный в себя, — он постарел. Мир вокруг его уже не интересует. Это в порядке вещей”.

Но как они ошибались! В действительности Курос был занят вполне земными делами, и от этого у него было ощущение, что к нему вернулась молодость. Вот только он колебался, как поступить дальше. Он знал, какая тяжесть легла на плечи бедной Элени. Изгойство — вот наказание, которому общество подвергает тех, кто пренебрегает его неписаными правилами. Переживания Элени заставляли его быть осторожным. По опыту он знал, что собственная исключительность — это клеймо и от него невозможно избавиться. Приключение манит нас вдаль, рассуждал он как-то вечером, готовя себе ужин, мы уплываем, а когда у нас появляется желание вернуться на берег, оказывается, что мы не можем этого сделать. “Я должен был ее предупредить”, — упрекал он себя. Угрызения совести мучили его и не давали уснуть.