Шахматистка - [13]

Она медленно, но упорно осваивала всё новые стратегии. В то же время она любила играть, повинуясь инстинкту, создавать неожиданные ситуации, делая ходы, лишенные на первый взгляд логики. Противник терял время, пытаясь разгадать ее замысел, а она удерживала преимущество.

Что касается Куроса, то он отдавал предпочтение более классическим схемам. Он быстрее, чем она, усваивал материал пособия и выучил несколько полезных комбинаций. Память у него была еще хоть куда, и он без особого труда применял их, тогда как Элени иной раз никак не могла реализовать какую-нибудь тактику.

Тем не менее Курос не переставал удивляться смелости своей бывшей ученицы. За шахматной доской Элени была совсем другой, чем та, какой он видел ее в обыденной жизни.

Она приходила к нему в пятницу после обеда, всегда с новыми идеями. Всю неделю она обдумывала новые ходы и сгорала от нетерпения испробовать их. Чем дольше они играли, тем труднее становилось Куросу одерживать победу.

В одну из пятниц ноября Элени пришла к Куросу взволнованная, щеки у нее пылали. Едва расставив фигуры, Элени целиком сосредоточилась на игре. Курос спросил, не хочет ли она кофе. В ответ он услышал нечто нечленораздельное — сказано было вежливо, но что именно, Курос не разобрал. Элени не отрываясь смотрела на доску: она вспоминала дебют, который хотела разыграть. Глядя на нее украдкой, Курос улыбнулся. Как же далек тот день, когда шахматистка она пришла к нему просить, чтобы он купил ей шахматы! Тогда она до того смущалась, что осмелилась разве что присесть на краешек стула, а теперь, похоже, не испытывает ни малейшего стеснения. Она относилась к старому учителю с прежним почтением, однако вела себя гораздо увереннее.

Курос перво-наперво вскипятил воду, поинтересовался, как поживают общие знакомые, — обстоятельного ответа, впрочем, не дождался. Затем он скрутил про запас несколько папирос и наконец уселся за доску, поставив перед Элени чашку горячего кофе.

Элени стала поспешно выдвигать фигуры. После четвертого хода она могла сделать рокировку, но не сделала. Курос, слегка удивленный, осторожно напомнил ей правило, согласно которому рокировку надо делать как можно раньше, чтобы защитить короля и обеспечить большую свободу ладье. В ответ Элени улыбнулась:

— Позвольте я сделаю по-своему, учитель. Вы сейчас увидите.

Она продолжала выдвигать фигуры, в том числе ферзя, которого поставила в выгодную позицию с краю, откуда он контролировал большое количество клеток. После восьми разменных ходов у Элени на исходной позиции оставались только король и две ладьи, что давало ей возможность сделать либо длинную, либо короткую рокировку, по желанию.

Курос не знал, с какого фланга атаковать. Элени воспользовалась его замешательством. Она пожертвовала важной фигурой и проскользнула в брешь, нечаянно открытую Куросом. Когда тот решился наконец пойти в наступление, она предприняла длинную рокировку и обезопасила короля. Сделав еще пять ходов, она выиграла партию.

Элени не верила своим глазам. Впервые ей удалось поставить мат учителю. Курос тепло поздравил ее, хотя в душе чувствовал себя немного униженным. “Вот что значит возраст”, — с грустью подумал он, однако достал бутылку хорошего вина, припасенного на такой случай, и чокнулся с Элени, которая была вне себя от радости. Стаканы приятно зазвенели. Элени поцеловала учителя в щеку, отчего тот весь зарделся.

Внезапный физический контакт, пусть даже самый невинный, всегда смущал учителя. Такой способ выражения чувств был ему совершенно чужд. Всякие там объятия, поцелуи, даже мужские, даже под влиянием эмоций, — нет, это не его жанр. Близость тел, по его мнению, уместна только в интимной обстановке, в постели. И вообще, слишком тесную близость он терпеть не мог.

И все же краска залила его лицо скорее потому, что он никак не ждал от Элени ничего подобного. Признаться, он даже привык к спорадическому присутствию в его доме этой женщины, которая ухитрилась его взволновать. Ее простой и естественный жест напомнил ему детство, когда он совсем иначе относился к людям; то, что было возможно в ту далекую пору, потом ушло безвозвратно.

Слава богу, Элени так упивалась своим счастьем, что не заметила смятения учителя, которое сама же и вызвала. Она осушила полный стакан вина и смотрела на старика сияющими глазами. Не зная, как выразить ему свою благодарность, она неловким движением подняла свой стакан и сказала:

— Выпьем за удачу, учитель.

На следующий день Элени казалось, что работа делается сама собой. Напевая, она легко катила тележку, радостно здоровалась с постояльцами и убирала номера так же тщательно, как и обычно. Единственное, что омрачало ее счастье, — это невозможность ни с кем поделиться. Победа, о которой никто не знает, утрачивает свой вкус. Радость переполняла Элени и рвалась наружу — так птица ищет ветку, чтобы сесть на нее и запеть.

Несколько раз у Элени возникало желание рассказать о своей страсти хозяйке “Диониса”. Но, походив вокруг да около и так и не решив, с чего начать, Элени оставила эту идею. Убрав последний номер, она красиво разложила на постели ночную рубашку молодой итальянки, которую видела накануне, и ушла.