Шах-наме - [21]

И мир сверкнет, как перстень Бадахшана».

А царь: «Не склонен я к таким речам,

Старинных сказок не болтай мужам!

За жизнь борись, когда ее ты ценишь,

Не то кровавый саван ты наденешь».

«О царь, — Синдухт заговорила вновь,—

Мою, быть может, не прольешь ты кровь.

Мне к Саму бы пойти, извлечь из ножен

Меч разума: он более надежен.

О жизни я заботиться должна,

С тебя же только спросится казна».

Царь молвил: «Ключ получишь без препятствий;

Жалеть не стану о своем богатстве.

Бери престол, венец, рабов, коней,

В дорогу отправляйся поскорей,—

А вдруг наш город шах не ввергнет в пламя,

Погасший свет опять взойдет над нами!»

Услышал именитый от жены:

«Ты жизни хочешь? Не жалей казны!»

Надела бархат и парчу царица.

Блеск жемчугов и яхонтов струится!

Взяла, чтоб одарить богатыря,

Динаров тридцать тысяч у царя;

И десять скакунов, одетых в злато;

И десять — разукрашенных богато;

И шестьдесят блиставших красотой

Рабынь: у всех по чаше золотой.

Венец в алмазах, в славе царской власти;

И множество серег, цепей, запястий;

В рубинах, в жемчугах — престол царя,

А золото престола, как заря.

Он в целых двадцать пядей шириною,

Он всаднику подобен вышиною;

Немало всяких тканей и ковров

Навьючили на четырех слонов.

Затем вскочила на коня царица:

Могла с отважным витязем сравниться!

Торжественно приехала в Забул.

Когда ее заметил караул,—

Немедленно, себя не называя,

Велела доложить владыке края,

Богатырю, чьи славятся дела,

Чтоб принял он кабульского посла.

Так доложил завесы охранитель, —

Впустить посланца приказал воитель.

Синдухт сошла с коня, пошла вперед,

И величавым был ее приход.

Пред полководцем прах облобызала,

С достоинством хвалу ему сказала.

Тянулся караван — за рядом ряд —

На два фарсанга от дворцовых врат.

Свои дары преподнесла царица,—

У Сама стала голова кружиться,

Он голову, как пьяный, опустил,

Руками он колени обхватил.

«Не счесть богатств! — он думал, пораженный,—

Ужель теперь послами стали жены!

Богатство это от нее приняв,

Обижу я властителя держав,

А крикну ей: «Даров не надо сыну»,—

Заль, как Симург, умчится на вершину!»

Подняв главу, сказал: «Рабы, слоны,

И кони, и сокровища казны

Пусть будут достоянием Дастана —

От имени луны Кабулистана!»[17]

Свалилась тяжесть у царицы с плеч,

Пред ликом Сама к ней вернулась речь.

С ней было три кумира, три рабыни,—

Взглянув на них, ты вспомнишь о жасмине,—

В руке у них — по чаше золотой,

Где жемчуга сверкали красотой.

Они каменья высыпали разом,

Смешали жемчуг с лалом и алмазом.

«От посторонних, — отдал Сам приказ,—

Дворец очистить надобно тотчас».

Синдухт сказала: «Славен ты недаром!

Твой разум юность возвращает старым.

Ты обучаешь мудрости вельмож,

Ты озаряешь мрак и гонишь ложь.

Твоей печатью зло запечатленно,

И палица твоя благословенна!

Михраб, я допускаю, виноват,

Он плачет кровью, он тоской объят,

Но в чем виновны жители Кабула?

Зачем, над ними сталь твоя блеснула?

Моя страна живет одним тобой,

У ног твоих она лежит слугой.

Страшись того, кто создал ум и силу,

Кто каждому велел сиять светилу.

Побойся бога! Разве ты злодей,

Чтоб проливать напрасно кровь людей?»

Сказал ей Сам: «Всю правду говори ты,

Спрошу — ответь, но только не хитри ты.

Михрабу ровня ты или раба?

Где свиделись Дастан и Рудаба?

Скажи: под стать ли Рудаба владыкам

По нраву, по уму, кудрями, ликом?

Разумна ли, красива ли она?

Ты обо всем поведать мне должна».

Ответила Синдухт: «Воитель правый,

Глава богатырей, оплот державы!

Сперва мне вечной клятвой поклянись,

Такой, чтоб содрогнулись прах и высь,

Что не обрушится твое злодейство

Ни на меня, ни на мое семейство.

Имеются чертоги у меня,

Есть и казна, и слуги, и родня,

Когда я гнева твоего не встречу,

На все твои вопросы я отвечу.

Все, что Кабул таинственно замкнул,

Я постараюсь отвезти в Забул».

Воитель руку ей пожал сердечно

И, обласкав, поклялся ей навечно.

Царица, услыхав его ответ,

Прямую речь и клятвенный обет,

Склонясь к ногам богатыря сначала,

Приподнялась и тайну рассказала:

«Узнай же: от Заххака рождена,

Отважного Михраба я жена.

Я — мать царевны этой тонкостанной,

Которой отдана душа Дастана.

Чтобы узнать, кто враг тебе, кто друг

И что замыслил ты, пришла я вдруг.

Коль мы виновны, рода мы дурного,

Коль не достойны мы родства такого,

Так вот я пред тобой, полна скорбей:

Коль вяжешь, так вяжи, коль бьешь, так бей.

Но ты не мсти кабульцам неповинным,

Не мрак ночной, а светлый день яви нам».

Воитель понял, что она умна,—

С душою светлой чистая жена.

«Пусть жизнь моя, — сказал он, — оборвется,

Я не нарушу клятву полководца.

И ты, и весь Кабул, и весь твой род

Живите без печалей и невзгод.

Согласен я, союз детей устрою,

Да станет Залю Рудаба женою.

Иного корня вы, но час пришел:

Вы заслужили царство и престол,

Так создан мир, и в этом нет позора,

Бессмысленна с творцом борьба и ссора.

Письмо я написал владыке стран,

В письме — мольба и боль душевных ран.

Заль полетел к царю с челом подъятым,

Так полетел, как будто стал крылатым!

На то письмо властитель даст ответ:

Он улыбнется — мы увидим свет.

Птенец Симурга ранен в сердце ныне,

От слез его увязли ноги в глине!

Коль Рудаба страдает, как жених,

То места нет обоим средь живых!

А ты мне покажи ее ланиты,—

Прошу, за это дань с меня возьми ты!»

Ответила Синдухт богатырю: