Сфагнум - [63]
— Глядите, машина! — вскрикнул Хомяк.
Серый и Шуля не поверили, думая, что приятель от стресса просто потерял связь с реальностью, однако, повернувшись в указанном Хомой направлении (которое было ни «право», ни «лево», но находилось сзади), увидели отчетливый белесый силуэт. Daewoo стояла, зарывшись носом в мхи. Задние колеса были приподняты и висели в воздухе.
— Смотри ты, точно машина! — улыбнулся Шульга.
Он двинул к ней быстрым шагом и на половине пути мгновенно ухнул по колено.
— Стоять пацаны! Тут окно! — он активно орудовал палкой, помогая себе выбраться. Вылил воду из сапог, закатал мокрые штаны, снова стал на ноги. — Идите аккуратно, не загремите!
Он вполшага пошел вдоль топкого места, тщательно проверяя кочку, прежде чем ступить на нее в полную силу. Палкой он подтыкал берега: кое-где щуп безо всякого сопротивления уходил под воду весь, в человеческий рост.
— Тут даже не окно. Протока. Здесь если шахнешся — не вытянут: водица, водица, а под ней размокший торф. Он как пластилин жидкий. Сразу с головой. Пёрднуть не успеешь.
Серый и Хомяк ступали за ним, как герои кинофильма «Сталкер» Андрея Тарковского, — в их движениях была киношная осторожность и подчеркнутый артистизм. Они как будто хотели показать некоему наивысшему зрителю, наблюдавшему за ними с темных небес, насколько серьезно они относятся теперь к возможности утонуть в этом болоте.
— Пахнет тут странно, — потянул носом Серый.
— Топью тут пахнет, — отозвался Шульга. И продолжил, себе под нос. — Странно. Тут целая, блядь, река!
— Ты осторожней там давай, — обеспокоенно отозвался Серый.
— Не, ну вы видели реку у машины, пацаны? Мы же хорошо все просмотрели! Не было реки! А тут вода и вода! Серый, зажги свет.
Приятель, которому Шульга доверил карманный фонарик, щелкнул переключателем: в травах под ногами появилась бледная, едва угадывающаяся фата из призрачного света. Неясный молочный оттенок, который фонарик сообщал скелетам полусгнивших березок и корявых карликовых сосен, был настолько тревожным, что Шульга тотчас же попросил:
— Выключи на хуй! Еще хуже видно!
— Через полчасика стемнеет полностью, фонарь больше света будет давать, — миролюбиво объяснил Серый, — сейчас просто темно еще не до конца.
— Темно еще не до конца, — передразнил его Шульга без особой злости. — Когда концу темно станет, поздно уже виагру есть.
Троица продвинулась вперед вдоль сплошной водной преграды метров пятьдесят: пространство топи расширялось и уводило их в сторону от найденной машины. Ту уже совсем не было видно.
— Машину нашли, а хули толку, — обрел Хомяк способность снова ныть.
— Прикинем, пацаны, — стал отдохнуть Шульга. Время от времени он переставлял ноги, которые плавно уходили вниз, в воду. — Когда мы на тачке стояли, хибара была прямо по носу и слегка левей. Километрах в двух, может. Хотя тут, конечно, расстояния по-другому. Там и километра могло не быть. Так вот, мы как раз сейчас в ту сторону, вдоль носа, прем. С левой стороны. Свернуть к машинке не можем, река. Так надо просто вперед херачить. И не сворачивать. Прямо.
— В том-то и дело, что тут попадос с «прямо», — по-доброму усмехнулся Серый. — Где то прямо? Ориентиров нет, только кочки под ногами.
— Серый, хочешь, ты веди? — повысил голос Шульга. — Становись вот вперед, бери палку и давай!
— Да ладно тебе! — похлопал его по плечу Серый.
Пошли вперед — «прямо». Сил на разговоры уже не оставалось — перед каждым шагом нужно было ощупать площадку перед собой палкой, ступить одной ногой вполсилы, убедиться, что не проваливаешься, плавно перенести вес вперед, с силой выдернуть вторую ногу, сохранить равновесие, сориентироваться, куда ступать дальше, попытавшись в темноте по градациям черного узнать кочку, кустик аира, холмик из мха. Примерно через километр Хомяк подал идею:
— Пацаны, может поедим?
— Ага, еще давай в карты сыграем, — отозвался Серый.
— Не, ну серьезно, — настаивал Хомяк. — Взяли тушева, давай зарубаем.
— А надо было есть затирку и не выебываться! — напомнил Серый.
Шульга внезапно поддержал Хомяка: «Передых, пацаны»! Он уже с полчаса не представлял, в какую сторону они движутся, механически переставляя ноги и следя лишь за тем, чтобы не оказаться в воде по горло. Зажгли фонарик, достали одну из двух взятых с собой еще из города банок тушенки, охотничий нож, лаваш, который от долгого лежания в целлофане обильно покрылся бледными пятнами плесени. Есть стоя было неудобно, поэтому нащупали руками кочки повыше и расселись. Тушенку пришлось есть с ножа, передавая банку друг другу. В руках Хомяка банка задерживалась почему-то дольше всего. С его кочки слышалось лихорадочное поскребывание металла о металл, сопение и торопливое сглатывание. Шульга брезгливо сковыривал плесень со своего куска лаваша ногтем, прижимая фонарик щекой к плечу. Серый хохотнул.
— Шуля, плесень это ж анальгин! Из нее анальгин делают! В ней знаешь сколько витаминов?
— Сам ешь этот анальгин, — отозвался Шульга.
Его кочка окончательно ушла под воду, и ему пришлось встать на ноги.
— Замокла, — прокомментировал он.
— Я тоже уже по яйца в воде, — подал голос Серый, — но мне похуй.
Виктор Мартинович – прозаик, искусствовед (диссертация по витебскому авангарду и творчеству Марка Шагала); преподает в Европейском гуманитарном университете в Вильнюсе. Автор романов на русском и белорусском языках («Паранойя», «Сфагнум», «Мова», «Сцюдзёны вырай» и «Озеро радости»). Новый роман «Ночь» был написан на белорусском и впервые издается на русском языке.«Ночь» – это и антиутопия, и роман-травелог, и роман-игра. Мир погрузился в бесконечную холодную ночь. В свободном городе Грушевка вода по расписанию, единственная газета «Газета» переписывается под копирку и не работает компас.
Минск, 4741 год по китайскому календарю. Время Смуты закончилось и наступила эра возвышения Союзного государства Китая и России, беззаботного наслаждения, шопинг-религии и cold sex’y. Однако существует Нечто, чего в этом обществе сплошного благополучия не хватает как воды и воздуха. Сентиментальный контрабандист Сережа под страхом смертной казни ввозит ценный клад из-за рубежа и оказывается под пристальным контролем минского подполья, возглавляемого китайской мафией под руководством таинственной Тетки.
Эта книга — заявка на новый жанр. Жанр, который сам автор, доктор истории искусств, доцент Европейского гуманитарного университета, редактор популярного беларуского еженедельника, определяет как «reality-антиутопия». «Специфика нашего века заключается в том, что антиутопии можно писать на совершенно реальном материале. Не нужно больше выдумывать „1984“, просто посмотрите по сторонам», — призывает роман. Текст — про чувство, которое возникает, когда среди ночи звонит телефон, и вы снимаете трубку, просыпаясь прямо в гулкое молчание на том конце провода.
История взросления девушки Яси, описанная Виктором Мартиновичем, подкупает сочетанием простого человеческого сочувствия героине романа и жесткого, трезвого взгляда на реальность, в которую ей приходится окунуться. Действие разворачивается в Минске, Москве, Вильнюсе, в элитном поселке и заштатном районном городке. Проблемы наваливаются, кажется, все против Яси — и родной отец, и государство, и друзья… Но она выстоит, справится. Потому что с детства запомнит урок то ли лунной географии, то ли житейской мудрости: чтобы добраться до Озера Радости, нужно сесть в лодку и плыть — подальше от Озера Сновидений и Моря Спокойствия… Оценивая творческую манеру Виктора Мартиновича, американцы отмечают его «интеллект и едкое остроумие» (Publishers Weekly, США)
Книга представляет собой первую попытку реконструкции и осмысления отношений Марка Шагала с родным Витебском. Как воспринимались эксперименты художника по украшению города к первой годовщине Октябрьской революции? Почему на самом деле он уехал оттуда? Как получилось, что картины мастера оказались замалеванными его же учениками? Куда делось наследие Шагала из музея, который он создал? Но главный вопрос, которым задается автор: как опыт, полученный в Витебске, повлиял на формирование нового языка художника? Исследование впервые объединяет в единый нарратив пережитое Шагалом в Витебске в 1918–1920 годах и позднесоветскую политику памяти, пытавшуюся предать забвению его имя.
В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?
В «Избранное» писателя, философа и публициста Михаила Дмитриевича Пузырева (26.10.1915-16.11.2009) вошли как издававшиеся, так и не публиковавшиеся ранее тексты. Первая часть сборника содержит произведение «И покатился колобок…», вторая состоит из публицистических сочинений, созданных на рубеже XX–XXI веков, а в третью включены философские, историко-философские и литературные труды. Творчество автора настолько целостно, что очень сложно разделить его по отдельным жанрам. Опыт его уникален. История его жизни – это история нашего Отечества в XX веке.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.
Дарить друзьям можно свою любовь, верность, заботу, самоотверженность. А еще можно дарить им знакомство с другими людьми – добрыми, благородными, талантливыми. «Дарить» – это, быть может, не самое точное в данном случае слово. Но все же не откажусь от него. Так вот, недавно в Нью-Йорке я встретил человека, с которым и вас хочу познакомить. Это Яков Миронов… Яков – талантливый художник, поэт. Он пересказал в стихах многие сюжеты Библии и сопроводил свой поэтический пересказ рисунками. Это не первый случай «пересказа» великих книг.
Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.