Сейчас заснешь - [2]

Она. В самом деле?

Он. Да, в самом деле.

Она. Я ничего не заметила.

Он. Я сумел взять себя в руки.

Она. Из-за чего же ты так переживаешь?

Он. Ну, из-за всего.

Она. Не надо переживать, я вовсе не собираюсь заставлять тебя на мне жениться.

Он. Пожалуйста, я могу на тебе жениться.

Она. Но ты в самом деле не должен.

Он. Но я могу. Для меня нет никакой разницы. Могу жениться, могу не жениться. Впрочем, все и так думают, что мы женаты.

Она. Не все.

Он. Ну почти все. Я говорю всем, что женился на тебе.

Она. А я говорю, что нет.

Он. Серьезно? Что за дурацкие выходки…

Она. Не мучайся. Теперь уже осталась только эта сегодняшняя ночь. Завтра в одиннадцать я иду к врачу, и все будет великолепно.

Он. Конечно, будет.

Она. Ты так уверен?

Он. Уверен.

Она. Вот видишь. Наконец-то ты в чем-то уверен… Мы будем чудесной, любящей, ничем не обремененной парой. Ну что?.. Я спрашиваю, потому что тот врач уговаривал меня не делать этого и не обращать внимания ни на тебя, ни вообще на кого-нибудь.

Он. Прекрасно, не делай.

Она. Врач сказал, что я могу до одиннадцати получить задаток обратно.

Он. Наконец-то ты становишься экономной.

Она. Ну так как?

Он. Поступай, как хочешь.

Она. Но я хочу, чтобы и ты хотел — и притом очень хотел. Так ты хочешь?

Он. Нет.

Она. И почему же ты не хочешь?

Он. Где реланиум?

Она. Тебе что — опять стало хуже? После водки нельзя принимать реланиум.

Он. Ничего страшного, дай.

Она. Ах, бедняжка, как же тебе плохо.

Он. Ведь ты можешь иметь это позднее — через два года, через три. Чего тебе не терпится?.. А что, реланиум действительно вреден после алкоголя?

Она. Вреден, но не слишком. Можешь принять.

Он. Может, лучше не стоит?

Она. Ну так не принимай. А через два года ты захочешь?

Он. Захочу.

Она. Наверняка?

Он. Я ведь и сейчас хочу, только сейчас это не имеет смысла.

Она. Зато я не хочу. Болит печень, тошнит. Врач сказал, что из-за этого. Не хочу.

Он. Вот и прекрасно. А теперь сменим тему.

Она. Дай мне еще чаю. Видишь, как мило мы беседуем.

Он. Я могу и не дать.

Она. А-а-а, ты обиделся.

Он. Я обиделся?.. Слушай. Если хочешь…

Она. Перестань морочить голову и дай мне чаю.

Он. Через три месяца поедем вместе на ту стипендию… И все будет великолепно.

Она. Ага.

Он. Университет расположен у самого океана — двадцать минут на машине.

Она. В самом деле?

Он. Да.

Она. Это прекрасно.

Он. В океане плавают тюлени, бегают птицы…

Она. Наверное, по берегу бегают, да?

Он. По берегу.

Она. Может, попугаи?

Он. Точно не знаю. Какие-то птицы бегают. В университетском общежитии у нас будет комната с кухней. Там есть все: холодильник, цветной телевизор, кондиционер. Окна выходят в парк…

Она. Ага.

Он. Здорово, да?

Она. Ага. Я очень рада. Вдвоем нам будет прекрасно.

Он. Еще бы. Накопим денег, купим подержанную машину и прокатимся по Штатам. Это можно сделать очень дешево. Лучше всего купим «фольксваген» или «тойоту»… Они держат цену.

Она. Ага. Великолепно.

Он. Слушай, если не хочешь, можешь этого не делать.

Она. Но ведь все уже решено. Ты лучше рассказывай дальше. Как чудесно будет нам вдвоем на той стипендии. В одной комнатке. Как мы будем друг на друга смотреть и друг друга ненавидеть.

Он. Это ты будешь ненавидеть меня, а не я тебя. Ты меня будешь ненавидеть.

Она. Естественно. Это я буду тебя ненавидеть. А ты будешь меня обожать,

Правда? Но подумай — четыре месяца такой моей ненависти… ты выдержишь? Не поеду я с тобой. Никуда я с тобой не поеду.

Он. Вот видишь, до чего у нас уже дело дошло? И все из-за этого.

Она. Неправда.

Он. Ведь раньше все было прекрасно.

Она. Зачем ты так глупо врешь, как тебе не стыдно? Было кошмарно.

Он. Бывает и на много хуже.

Она. Не бывает.

Он. Бывает. Оглянись на знакомых: Ганя и Кшись. Не успеет он уехать, как она всех обзванивает и умоляет кого-нибудь к ней прийти. И никто не приходит.

Она. Ты приходишь.

Он. Неправда.

Она. Ну, может, в последнее время перестал. Извини, пожалуйста. Но раньше приходил. Потому что ты из тех, кого можно вызвать по телефону. Интересно, есть в Америке что-нибудь в этом роде — call boy[1]?

Он. Очень смешно.

Она. Вовсе не смешно… Кшись хотя бы ни к кому не бегает.

Он. Да он импотент.

Она. Зато ты не импотент.

Он. Дорогая…

Она. Не смей говорить мне — дорогая, впрочем, извини, называй меня — дорогая, называй как хочешь. Так о чем ты говорил, дорогой?

Он. Ведь если бы я так тебя не любил, то не стал бы возражать против этого. Чем бы мне мешало, если бы ты сидела дома привязанная, замученная, а я бы делал, что хочу.

Она. Вот именно, чем бы тебе это мешало?

Он. А тем. Мне же хочется, чтобы ты хорошо выглядела, чтобы мы были на равных…

Она. Что — на равных? И что хотел бы ты делать?

Он. Ты о чем?

Она. Ну, ты сказал, что я сидела бы привязанная, а ты делал бы, что хотел. Так что хотел бы ты делать? И чего ты не можешь делать, в чем я тебе мешаю, от чего ты ради меня отказываешься?

Он. Ничего я не хочу делать. Просто не хочу быть привязанным.

Она. Видишь ли, тут вообще какое-то недоразумение. Дело в том, что я хочу быть к тебе привязанной, а ты ко мне — нет. И все. Потому что тебе необходимо шляться ко всем этим девицам, уверять, что любишь их, потом бежать от них, умолять, чтобы тебя оставили в покое, трястись от страха, как бы они вдруг не покончили с собой, льнуть ко мне и говорить: «Боже, хоть бы все это кончилось». Просить, чтобы я им звонила, проверяла, живы ли они, и клала трубку. Во что ты меня втянул? Что, дорогой? Думаешь я не знаю, что ты им обо мне говоришь?