Съевшие яблоко - [26]

Шрифт
Интервал


14

Ссора, которая произошла между матерью и Никитой длилась несколько дней. Сначала мать кричала и ругалась, а потом принялась по-детски обижаться, разговаривала сквозь зубы или не разговаривала вообще. Отчитывала с самого утра и каждый вечер, стоило ей вернуться домой.

И несмотря на это Никита так же как и раньше продолжал встречаться с Лизой. Находя в этом даже больше удовольствие, чем раньше. Ему нравился сам факт того, что он идет наперекор. В нем вдруг проснулось вздорное упрямство, совсем несвойственное Никите-мальчику. И чем больше времени он проводил с Лизой, тем свободнее ему дышалось.

Никита поправил на плече сумку и, не глядя на свернувших к калитке одноклассников, целенаправленно потопал к турникам. Там, на самой верхотуре, глядя на двор и бредущих домой учеников сидела и стряхивала с перекладин снежные шапки Лиза. Сумку она повесила на край лестницы, удобно поставила ноги, чтобы не упасть и нахохлилась, вжав подбородок в воротник. Перчаток она не носила и даже снизу было видно, как покраснели девчонкины пальцы.

Завидев сворачивающего за угол Никиту, она неторопливо забросила за плечо сумку и принялась спускаться вниз.

Парень заулыбался, приплясывая на снегу, и выудил и кармана початую пачку сигарет. С некоторых пор он бесстрашно носил их в кармане куртки, каждый день рискуя, что мать полезет и найдет. Но в этом тоже была часть удовольствия.

— Ну че, пошли что ли, погуляем? — она зябко поежилась.

Но в этот день Никита неуверенно замялся:

— Не могу, — протянул он с разочарованием в голосе, — мать там… кое-что сделать просила.

«Я поздно буду, — мать сварливо бурчала, торопливо собирая сумку. Она считала, что если будет разговаривать только в таком тоне — Никита скорее прочувствует свою вину, — а ты к тете Рите сходи, я ей юбку отдавала подогнуть — забери. Только сначала зайди домой — пообедай. Посуду не забудь помыть. И не суй мокрую в шкаф, вытри сначала! Я за тобой замучилась потом пятна оттирать. И к Глебу Михайловичу сходи, я ему триста рублей должна — передашь. — Мать поспешно застегнула пальто, и потянулась целовать Никиту в щеку, — Ну все, я пошла».

Парень смутился и покраснел, и Лиза тут же скривила губы, подрагивающие в насмешке. Ее-то точно никто не мог заставить тратить свое время, чтобы забирать материны юбки. Лиза могла пойти гулять или не идти, повинуясь только собственному желанию.

— Ну лады, я тогда гулять пойду. Бывай.

И неторопливо повернулась, будто правда собиралась гулять одна. Парень вспыхнул под ее насмешливым взглядом.

— Нет, пошли. Я тоже хочу. — И в который раз испытал ту приятную смесь восторга от собственной смелости и легкого стыда за невыполненные обещания, которая посещала его при нарушении материных запретов.

Несмотря на холод на базаре было полно народу. Лиза здесь была почти своя, знала по имени чуть ли не каждого торговца, общалась и стреляла сигареты.

Ребята прошли через лабаз — там им делать было нечего. Торговля шла бойко, тетки с пакетами приценивались к крупам и сухофруктам, продавцы на покупателей внимания обращали мало, больше перекрикивались между собой. Наглые воробьи таскали у них орехи, а то и щелкали сидя прямо на мешках. У выхода продавали дешевые сумки, болтавшиеся на крюках и уже припорошенные снегом, рядом висела безобразно-дешевая занавеска из тюля, похожего на марлю, щетинясь заиндевевшими нитками. Торговали чем угодно: носками, трусами, бигуди, часами и запчастями с ворованных телефонов. Мать всегда по этим рядам проходила спесиво задрав подбородок и крепко прижимая к себе сумку. И Никиту поторапливала, чтобы двигался быстрее. Хотя никто из азеров на нее и не смотрел, они изредка окликали только молоденьких симпатичных девчонок. А остальных местных для них по большей части просто не существовало.

— Ашоот, привет! — Лиза перегнулась через прилавок, так что практически легла на него животом.

В глубине торговых рядов, за баррикадой висящих халатов и футболок стояли двое мужиков в черных кожаных куртках. Они о чем-о спорили запальчивыми громкими голосами. Эти сами не торговали.

При виде нее тот что постарше — неприятного вида мужик с сальными глазками и дешевыми остроносыми ботинками, нехотя обернулся:

— Привет, малая! — то ли он не помнил ее по имени, то ли называл так всех девчонок, ошивавшихся при базаре.

Лиза смотрела на него уважительно и немного заискивающе:

— Как дела?

Мужик не торопился подходить к школьнице, отвечая с усмешкой, но как-то свысока, без особого интереса:

— Помаленьку.

По-русски он, в отличие от многих, говорил очень чисто — видимо, прожил здесь не один год. Но с бережно сохраняемой национальной интонацией. Тонкие губы были в постоянном движении: то улыбаясь, открывая здоровые белые зубы, то сжимаясь в полоску.

Спустя секунду, мужик снизошел и усмехнулся:

— Приятель что ли твой? — он кивнул на Никиту, даже не задержав на том взгляда. И ответа тоже дожидаться не стал, махнув рукой, — а пошли, погреемся.

Пальцы у него были толстые короткие и покрытые черными курчавыми волосками. Куртка обтягивала круглое брюшко, и выглядела маловатой, отчего мешковатые штаны казались еще шире.


Еще от автора Сара Бергман
Парадиз

Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…


Чудесная страна Алисы

Уважаемые читатели, если вы размышляете о возможности прочтения, ознакомьтесь с предупреждением. Спасибо. Данный текст написан в жанре социальной драмы, вопросы любви и брака рассматриваются в нем с житейской стороны, не с романтической. Психиатрия в данном тексте показана глазами практикующего врача, не пациентов. В тексте имеются несколько сцен эротического характера. Если вы по каким-то внутренним причинам не приемлете секса, отнеситесь к прочтению текста с осторожностью. Текст полностью вычитан врачом-психиатром и писался под его контролем.


Саалама, руси

Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.