Съевшие яблоко - [27]
Когда он, не оглядываясь, и засунув свои руки-сардельки в карманы брюк направился к выходу, Лиза схватила Никиту за руку и потащила следом.
По пути они как-то ненароком обросли компанией. Прибавилась еще пара парней. В таких же кожанках, носатых ботинках и с иссиня черными подбородками. Одному было лет двадцать пять и он казался даже симпатичным, второй был даже старше Ашота, лет под сорок и в его аспидных волосах уже проглядывала седина.
Никита не понял куда и зачем они идут с этими мужиками, но Лиза вела себя так уверенно, светилась от довольства и все сильнее сжимала его руку, что он не стал даже спрашивать.
Оказалось шли все в ту же «Свету». В подвале пивнушки было темно, как и в прошлый раз, гвалт голосов, музыки, и звона тарелок окружал еще на верхних ступенях лестницы.
Но в зал они заходить не стали. Внизу Ашот свернул почему-то не вправо, а влево и Никита впервые увидел, что в «Свете» не один, а целых два «зала». На первом, в котором ребята были в прошлый раз, был приклеен лист с напечатанной надписью «ОБЕДЕННЫЙ ЗАЛ», на втором, в который входили сейчас красовалось «БАР».
Бар был комнатой метров шести и без окон. Грязный линолеум под ногами вспучился и по краям потемнел от сырости. Пахло спиртом, перегаром и кислятиной. Впереди стояла стойка или что-то вроде того, на которой пылились две обертки от шоколадок с ценниками, предлагаемые в качестве закуски. За стойкой у стены стояло с десяток початых бутылок, в основном с дешевыми коньяками и бормотухой. Барменши в баре не было. Равно как и посетителей.
Ашот расстегнул куртку. По-хозяйски расправил плечи и постучал по столешнице костяшками пальцев.
— МаринА, давай выходи! Выпить пришли!
Из двери за стойкой почти сразу вышла молоденькая плюгавая девчонка с прыщавым, густо замазанным косметикой лицом. В дешевой толстовке и синем клеенчатом фартуке, повязанном поверх джинсов. Особо миндальничать и улыбаться Ашоту она не стала, хотя поздоровалась приветливо.
В баре стоял один единственный маленький стол и всего пара стульев. Впрочем, приятели Ашота тут же принесли еще три из обеденного зала. На мгновение сквозь распахнутые двери донесся оглушающий гвалт, но потом створку захлопнули и в баре снова воцарился несмолкаемый, но вполне сносный гул.
Азеры и ребята не успели рассесться, а Марина уже ставила на стол полторашки пива, бутылки с дешевой ягодной бормотухой, коньяк и мутные стаканы. А через минуту притащила полный поднос закуски из обеденного зала.
Ашот принялся разливать, и Никита растерянно глянул на Лизу. Но та на приятеля не обернулась. Новые знакомые говорили не переставая, но не с ребятами. Более того, говорили они не по-русски, так что школьники понятия не имели о чем речь. А те все смеялись над чем-то, время от времени подмигивали Лизе и Никите и снова смеялись.
Но когда пришло время отпивать разговор перешел на русский. Сами мужики пили коньяк, ребятам разлили по стаканам бормотуху. И как ни странно вкус у нее оказался совсем не противным, только немного кисловатым. От вина внутри сразу стало тепло и как-то туманно. Никите даже захотелось расстегнуть куртку. А мужики оказались очень даже ничего: шутили и смеялись. Травили анекдоты. Да и то, что время от времени они переходили на другой язык парня уже не коробило, ну подумаешь, говорят люди по-своему, так им так удобнее!
После второго стакана Никита почувствовал, что ему стало жарко, легко и прямо-таки на удивление весело. Лиза тоже вовсю смеялась, как-то незаметно отодвинувшись от приятеля и подсев ближе к Ашоту. Дядька даже по-отечески обнял ее за плечи, так что Никита прямо перед глазами видел его волосатую руку с пальцами-сардельками.
Стало шумно и весело. Народу становилось все больше: кто-то приходил кто-то уходил. По именам Никита запомнил только двоих: Ашота и Саида. И то только потому, что в какой-то момент вошла толстая официантка из обеденного зала и рявкнула:
— Саид, мать-перемать, говорила же не кури.
Парень, непонятно каким образом, оказавшийся сидящим прямо рядом с Никитой вяло матюкнулся и затушил сигарету. Этот Саид был моложе остальных, на вид ему было лет двадцать пять. Волосы его блестели от геля и были зачесаны назад, а под распахнутой курткой виднелась облегающая футболка с рисунком из газетных передовиц и пряжка ремня размером с кулак.
Но помнил это все пьянеющий Никита уже смутно. Щетинистые лица, черные волосы, куртки, руки смешались в кашу, из которой уже было трудно вычленить кого-то отдельного. На столе незаметно образовалась куча пустых бутылок из-под бормотухи и коньяка. Сверху все это полировали пивом, и Никиту уже начало мутить. Хотя ребятам коньяка не наливали — предлагали, но те засомневались, а особо мужики не настаивали.
Лиза уже едва ворочая языком привалилась к плечу Ашота, невнятно и доверительно что-то ему рассказывая. Тот поглядывал на девчонку несколько презрительно и подливал ей вина, хотя та и так уже была совершенно косая.
Тут Никите вдруг стало неуютно, на границе сознания закопошилась тревога:
— Лиз, — он потрепал подружку за плечо и почувствовал, что комната подозрительно качается перед глазами, — Лиза, — язык во рту будто распух и плохо ворочался. — Пошли. — и не сразу, но вспомнил, — мне это… домой.
Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…
Уважаемые читатели, если вы размышляете о возможности прочтения, ознакомьтесь с предупреждением. Спасибо. Данный текст написан в жанре социальной драмы, вопросы любви и брака рассматриваются в нем с житейской стороны, не с романтической. Психиатрия в данном тексте показана глазами практикующего врача, не пациентов. В тексте имеются несколько сцен эротического характера. Если вы по каким-то внутренним причинам не приемлете секса, отнеситесь к прочтению текста с осторожностью. Текст полностью вычитан врачом-психиатром и писался под его контролем.
Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.