Северные рассказы - [4]
Чем неуютнее было в доме, тем больше хотелось проводить время вне его. Вот тогда я понял особую прелесть тихой морозной ночи, сполохи полярного сияния, когда небо загорается таинственными полосами и лучами холодных зеленоватых огней, внезапно превращающихся в гигантский складчатый занавес, по которому временами пробегает пурпуровый блик, и вдруг этот занавес начинает подниматься, изменяется в очертаниях и собирается в зените ярким и лучистым пятном. Через несколько секунд все меркнет. Остается тихая звездная «морозная ночь. Тихо так, что кажется любой звук «прозвучит как выстрел. Настороженное ухо ловит ночные шорохи: вот далеко в проливе звуком хрустальных подвесков люстры прозвенели льдинки осыпавшегося тороса. Вот вздохнул кто-то из моих товарищей, поворачиваясь на другой бок за фанерной стенкой дома, а вот и таинственный звук, напоминающий пыхтение идущего поезда: «Чух-чух-чух… Чух-чух-чух… Пш-ш-ш». Но я уже знаю, что этот звук издают две льдины, наползающие одна на другую во время подвижек и сжатия.
Проходит несколько минут после того, как погасли последние лучи сияния, и вот снова на северо-востоке вспыхивает луч, несколько секунд держится на темносинем небе, затем приобретает боковые отростки, начинает мерцать и снова на всем участке неба вспыхивают драпри с перебегающей от края до края яркостью, меняют цвета, колеблются и даже кажется, что шелестят. Секунды… драпри собираются в яркую корону над головой и, несколько мгновений просияв необычайным светом, потухают в бездонно звездной глубине неба. Опять стоишь и впитываешь в себя прелесть яркости и тишины полярной ночи.
Хорошо и сумеречным зимним днем, выйдя из занесенного снегом дома, пройтись по звенящему снегу, покрывающему твердым слоем песчаную косу. Вдали в морозной дымке темнеют невысокие скалы Инчоуна. Воздух плотен от пятидесятиградусного мороза, но «вкусен» и ароматен после нескольких часов работы в «комнате». Пройдя с километр и остановившись, чтобы потереть рукавицей замерзшее лицо, невольно любуешься открывающейся перед тобой картиной. Бледно-голубое на юге небо с оранжево-красными отблесками, за которым» почти угадывается солнце, к зениту переходит постепенно в синие и почти Фиолетовые тона. Эти тона ложатся на снежные заструги тундры, которая в это время кажется необычайным атласным ковром, постепенно теряющим свои краски к горизонту.
Слева близко и ощутимо реально высится покатая громада мыса Дежнева. Пурги и снегопады не смогли закрыть его сплошным белым покровом. Оголенные скалы темнеют между пятнами занесенных углублений. Прозрачность воздуха и обманчивость света создают иллюзию отсутствия расстояния. Кажется, что вот несколько десятков шагов, и ты сможешь обхватить руками этот «холмик». И вдруг нарастающий рокот снежного обвала, так хорошо слышимый в морозной тишине» уничтожает обманчивую иллюзию и отголосками своего эха определяет величину расстояния.
Иногда в морозной дымке воздуха появляется силуэт большой птицы — это полярная сова неслышными взмахами широких крыльев летит на свою охоту. На мгновение остановившись в парящем полете, скользит на одно крыло и исчезает. Начинает темнеть. Поворачиваю обратно и отмериваю шаги к виднеющимся из-под снега трубам наших домиков. От яранг чукотского селения доносится нестройный хор собачьих голосов. Временами слышится гортанный окрик — мгновенная тишина, и снова звуки завывающего лая ездовых собак.
Часто у нас бывают гости. Зайти в обсерваторию, посидеть за столом, попить чаю вошло в обычай с первых дней нашей жизни. В гости заходят не только наши непосредственные соседи, но часто приезжают жители Тунветлина, Уэлена и Наукана. Это общение скрашивает нашу жизнь. В несложном разговоре на смеси русского, чукотского и английского языков нами познается вековая мудрость жителей «края земли>, их практический опыт и навыки.
С глубокой благодарностью я вспоминаю друзей, так много давших мне как будущему полярнику, научивших меня понимать и любить Арктику, знать ее и никогда не считать, что все ее проявления ты знаешь до конца.
Из долгих и содержательных бесед с нашими гостями я понял, что почти все обычаи народов, населяющих Чукотский полуостров, имеют в своей основе глубокие связи с природой и ее суровыми здесь проявлениями и что эти обычаи могут служить хорошей основой жизненного опыта для людей, работающих в Арктике и связанных с ее изучением. Прежде всего мне бросилась в глаза исключительная наблюдательность местного населения.
Трудно забыть один из примеров такой наблюдательности и знания природы.
Это было в разгар чукотского лета, когда воды лагуны и бухты представляют одно спокойное зеркало, когда не видно на горизонте льда и когда охотники, сидя на возвышенностях берега, поджидают случайные появления морского зверя.
По программе мы должны произвести гидрологический разрез Берингова пролива.
Я работал аэрологом, но никогда не отказывался помочь гидрологам.
В нашем распоряжении, кроме необходимого комплекта приборов, была маленькая байдара, изготовленная из моржовой кожи, натянутой на деревянный Каракас несложной конструкции. Мой товарищ внимательно готовил приборы и байдару, а я, производя шаропилотные наблюдения, в течение нескольких дней выбирал момент, когда по всем высотам, доступным этому методу исследования атмосферы, появятся штили. Согласно признанным канонам аэрологии, в этом случае нет оснований ожидать сильного ветра у поверхности земли. Наконец, после обработки очередных наблюдений, мы единодушно решили, что для выполнения нашей программы нет никаких препятствий. Поскольку в это время день и ночь имели только условное понятие, мы быстро подготовились и вытащили свое снаряжение к берегу. Пока ходили к лагуне, у берега которой стояла наша байдара, и пока мы ее донесли к берегу моря, у наших вещей появился старик чукча Каам.
