Северные рассказы - [32]

* * *

На своем пути полярного работника мне довелось четыре долгих года работать в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа. Это были годы начала торжества наших достижений в исследовании природы Арктики. В 1936 году в порядке подготовки к высадке папанинской четверки на лед в районе полюса был организован перелет по маршруту Москва — Архангельск — Нарьян-Мар— Амдерма — Новая Земля — Земля Франца-Иосифа. Этот перелет осуществлялся на самолетах Р-5. Кто помнит эти машины, тот поймет, сколько нужно было иметь настоящего мужества, любви к делу и заданию, чтобы отправиться для его выполнения. Руководителем этого перелета был М. В. Водопьянов, на втором самолете пилотом был В. М. Махоткин.

Мне отлично помнятся те дни, когда мы ожидали прилета этих дорогих гостей. Авиация в то время редко посещала полярные станции. Почта привозилась обычно раз в год, с приходом парохода. Понятия о подготовке аэродрома, о требованиях авиации при посадке никто из нас не имел. Нам казалось, что более или менее ровный лед, более или менее сглаженные заструги — уже гарантия для удачной посадки. Нашу неопытность во всей ее реальной опасности лучше всех понимали летящие к нам пилоты, но тем не менее мы не ощущали особых требований с их стороны. Просто они знали, что в лаконичных строчках морзянки невозможно изложить требований наставления по полетам. Они больше надеялись на свое мастерство и опыт.

Этот перелет был блестящим и положил основу регулярным полетам по маршруту Москва — Земля Франца-Иосифа. Наши дорогие друзья жили с нами в бухте Тихой много дней; много летали, и вот теперь, через двенадцать лет, Михаил Васильевич встречает меня, крепко жмет руку, помогает устанавливать палатку, наладить газовое отопление, обращаясь ко мне с таким далеким, но родным и близким — Гаврилыч.

Уже через несколько часов после нашего прилета на льдину вступили в действие все объекты наблюдений. Техника наша и оборудование — все выношено опытом работы в Арктике, днями подготовки к этой работе, и все преследует цель наибольшей экономии в весе и наибольшей транспортабельности, при условии сохранения правильной методики наблюдений. Правда, уже через несколько дней пребывания на льду мы имели возможность убедиться, что вопросы сна, отдыха и нормальной жизни нами учтены почти не были. На мою беспокойную долю выпало вести круглосуточные ежечасные наблюдения за погодой с подачей метеосводок и выпуск радиозондов.

Сейчас даже странно вспомнить, как можно было выполнить такую нагрузку в течение почти месяца пребывания на льду. Но в то время, когда только начиналось систематическое изучение Центрального полярного бассейна, вопросы быта и отдыха меньше всего занимали умы научных работников и летчиков. Они выполняли все, что от них требовали задание, обстановка и условия.

Первый радиозонд я выпустил на второй день после прилета на льдину. Была характерная для высоких широт Арктики погода начала апреля. Тихо. В воздухе в лучах низкого солнца искрятся ледяные иглы.

На льду во всех его неровностях таится синеватый оттенок. Иногда кажется, что это лунный свет задержался здесь от полярной ночи и что солнечный луч, ведя борьбу с ним, окрашивает его чуть-чуть в более теплые тона. Торосы, окружающие наше поле изломанной и причудливой грядой, горят уже розовыми бледными цветами. Воздух прозрачен, свеж и чист.

В этот чудесный полярный день я развернул свою аппаратуру, подготовил прибор к выпуску, добыл водород, и вот нужно выпускать радиозонд. В своей аэрологической практике я не имел случая выполнять этот процесс один. Однако руки, ноги и даже зубы одного человека иногда могут выполнять функции нескольких помощников.

Первый радиозонд ушел ввысь вовремя, в назначенный программой исследований срок, и достиг положенной высоты.

Дни шли за днями, они как мираж проплывали перед глазами усталого путника. Но однажды среди тишины и спокойствия полярного безмолвия вдруг раздался предательский треск. В это время у нас на ледовой базе находился самолет ЛИ-2, три жилые и несколько рабочих палаток, научные приборы, снаряжение и запас продовольствия. Треск слышался отовсюду. Эта характерная особенность объясняется большой звукопроводимостью льда.

Трещина прошла поперек посадочной площадки, от резав почти одну треть ее длины. Сразу за треском, который, казалось, шел не от места разлома, а от всей льдины, стал слышен нарастающий шум близкого торошения. Соседнее поле, наращивая перед собой гряду высоких торосов, шло на нашу льдину под действием каких-то совершенно непонятных сил.

Уже через несколько минут обнаружились катастрофические последствия подвижки льда. Трещина прошла под палаткой радистов, где в спальном мешке отдыхал один из них после многочасовой вахты. Пока сонный неудачник вылупливался из своего «кокона», палатка оказалась разорванной пополам расходящейся трещиной.

Подвижка льда вынудила командование экспедиции дать нам указание вернуться со льда на береговую базу и ждать там дальнейших распоряжений.

Взлет самолета, в фюзеляже которого не только не было места где сидеть, но не хватало воздуха, был труден и опасен. Перед самой грядой торосов, когда казалось, что лыжи вот-вот зацепят за их изломанные вершины, пилот вырвал машину вверх.