Северные рассказы - [18]

Дмитрий Михайлович умолк и, скинув ушанку, устало присел на край дивана, протянув мокрые, застывшие руки к камельку. На его аккуратно подстриженных усах блестели капли воды. Все задумались. Каждый отлично понимал, что сейчас, осенью, когда уже начинается интенсивное образование молодого льда, а старый лед начинает смерзаться, быть затертым здесь, на 82 градусе северной широты, это по меньшей мере значит зимовать или вызывать из Мурманска на выручку мощный ледокол. И то и другое мало улыбалось всем присутствующим.

Обстановка, так просто обрисованная капитаном, была всем совершенно понятна, и не было оснований задавать вопросы. Пока длилось молчание, на трапе послышались шаги и в дверях появился вахтенный матрос.

— Товарищ капитан! Рулевой просит вас подняться наверх. Лед подходит. — Обстоятельства сами собой подсказывали решение задачи.

Дмитрий Михайлович внимательно оглядел всех присутствующих и, нахлобучив шапку, протиснулся в дверь. За ним поднялись наверх и все остальные. На диване остался забытый баян да тихо сипел чайник на камельке.

На палубе было мокро и сумрачно, как бывает только в Арктике осенью в конце дня. В это время уже почти темно, однако все предметы и морская даль видны отчетливо и ясно. Дул крепкий сырой ветер, и в то же время не было слышно шума моря и плеска волн о борта судна. Необычность этой обстановки невольно обратила взгляды в наветренную сторону. Там, в нескольких кабельтовых, белел лед. Изъеденные волной льдины, оторвавшиеся от кромки, тянулись, как щупальца, к кораблю.

Сразу за кромкой битого льда хорошо просматривалось большое паковое поле с отдельными нагромождениями торосов. Оно двигалось с заметной для глаза скоростью почти наперерез нашему курсу. Слева по борту трехугольной пирамидой высился скалистый мыс Милль, которым с юга ограничивается небольшой залив острова Джексона.

Прямо на носу в сумраке показались плоские скалы безыменного островка. Лед уже был почти со всех сторон. Только вход в залив чернел чистой водой.

Подвижка льда была столь интенсивной, что обстановка менялась буквально с каждой минутой. Раздумывать было нечего. Дмитрий Михайлович, словно скинув с себя тяжесть пожилых лет, быстро протопал по трапу на верхний мостик. Нос судна тут же стал отваливать влево, и «Нерпа» направилась в залив.

У самого мыса Милль имеется небольшая скалистая банка; под ее защиту, чтобы не притиснуло при сжатии, и зашла «Нерпа» в узкий проливчик. Только что застопорили машину, как лед подошел вплотную к острову, а большое торосистое поле с шумом и скрежетом полезло» на скалы спасительной банки. «Нерпа», находясь в относительной безопасности, оказалась запертой в мышеловке.

На судне был дан отбой, только на палубе осталась усиленная вахта, да Петрович получил приказание держать машину в десятиминутной готовности. Льды каждую минуту могло развести, а упустить этого нельзя.

Ветер крепчал. Вахтенный помощник, сидя в «вороньем гнезде» на грот-мачте, зябко ежился в промокшем от снега полушубке. Лед все более и более сплачивался вокруг судна. Льдины с шелестом и скрипом наползали одна на другую. Было ясно видно, как обломок ледяного поля над напором всей массы льда словно живой пополз на скалы мыса, выворачивая на своем пути обломки базальта и крупные камни.

Ночь прошла в тревожном, напряженном состоянии всего экипажа. Под утро раздался сигнал ледовой тревоги. Рында била глухо и призывно. Мгновенно послышался топот ног по трапам к палубам, словно никто и не спал в эту ночь на корабле, ожидая этого сигнала. Быстро разбирались у боцмана багры, пешни и ломики.

Корпус судна кряхтел и потрескивал. Временами от форштевня к ахтерштевню прокатывалась дрожь. Льдины громоздились почти вровень с фальшбортом, с шумом шевелясь и поворачиваясь. Сильное сжатие накренило «Нерпу» на левый борт и грозило совсем опрокинуть. Судя по всему, происходила приливная подвижка льда, усиленная ветром.

Экипаж пошел на приступ. Зазвенели лопаты и звонко-запели пешни. Люди старались не дать льдинам залезть на палубу, отпихивая, дробя и скидывая пористый, изъеденный волнами, но крепкий, как железо, лед. Кто-то выскочил за борт и, стоя на льду, подбивал пешней под основание ставшую на ребро льдину. Но вот судно заскрипело и борта стали приподниматься над льдом. Казалось, вся масса льда чуть заметно куда-то опускалась. Еще мгновение, и «Нерпа» плавно полулегла на левый борт. Сразу настала тишина, работа прекратилась. В наступившем молчании прозвучал голос Дмитрия Михайловича:

— Отставить! Свободным от вахты идти на отдых. Вахтенным остаться на палубе! Боцман! Непосредственная опасность миновала, а чуть-чуть не раздавило нас, как скорлупу. Боцман! Осмотрите корму, проверить рулевое управление. — И, тяжело ступая, капитан полез по трапу на верхний мостик.

Но никто не ушел на отдых. Каждому хотелось сделать хоть что-нибудь в этот тяжелый для корабля момент.

Группа людей собралась на льду под кормой. Притащили люстру, доски и багры. Яркий свет, пронизывая толщу воды, потерялся в морском глубинном сумраке. Сквозь зеленоватую воду серебрились кромки лопастей винта и краснело окрашенное суриком перо руля. К счастью, все было цело. Случайно под кормой склинились две большие льдины, оставив у самого баллера маленькую майну чистой воды. Это счастливое обстоятельство спасло от поломки.