Северные рассказы - [20]

Дмитрий Михайлович бессменно стоит на мостике, а иногда даже перебегает на самый нос, чтобы разглядеть, что под ним творится. Отдав несколько распоряжений, он снова появляется наверху и управляет работой судна. Корпус весь стонет от ударов о лед, но дубовая обшивка прекрасно выдерживает эту колоссальную нагрузку.

После одного из сильных ударов о торосистый обломок льдины нос судна почти всеми скулами влез на лед, и «Нерпа» заклинилась, не отваливаясь назад. Долго бились, стараясь пешнями подбить льдину у бортов, но от этого судно только оседало, застревая еще больше. Обессиленные, мы расселись тут же на обломках льда и закурили. Руки и все тело ныли от многочасовой работы. Одежда намокла, обувь раскисла. День клонился к концу. Над морем опускалась сероватая, мутная ночная, темнота. Зажгли люстры и прожектор. Боцман с такелажником готовили тали и концы для заводки ледяных якорей.

Решили стягиваться с льдины собственной людской силой, помогая машиной.

Скоро из якорных клюзов, как усы, протянулись леера в сторону кормы, где были заложены в лед якоря; Люди взялись за тали и под старинную «дубинушку» с морскими прибаутками, вкладывая все силы, стали тянуть. Тросы низко гудели, как струны. Болиндер, захлебываясь, отдавал, кажется, последние свои силы, под кормой кипела вода от оборотов винта, но корабль стоял как пригвожденный к роковой льдине.

Снова переложили тали, и опять заухала «дубинушка», и опять колоссальное физическое напряжение, а результат тот же.

Перешли к талям другого борта и стали набивать их. Гак в течение двух часов измученные люди боролись за победу над стихией. Наконец, послышался свистящий шорох и тросы ослабли. «Нерпа» скользнула назад и закачалась на почти затянувшейся льдом майне.

Капитан скомандовал отбой на отдых и просушку. Более четырнадцати часов длился этот аврал на льду, а результатом были какие-то жалкие 150–200 метров; пройденного расстояния. Экипажу был дан четырехчасовой отдых, после чего работа должна была продолжаться. Только вахтенный помощник и рулевой дежурили в ходовой рубке. Стояла пасмурная, оттепельная ночь. Ветер слабо шумел в такелаже. Лед вздыхал и шелестел. Временами с моря доносился раскатистый треск и уханье. Где-то продолжалась подвижка льда.

Перезвон рынды разбудил еще ночью. Казалось, что вот только легли… и вдруг этот звук колокола. Быстро снарядившись и выпив по кружке какао с галетами, снова вооружившись пешнями сошли на лед.

За истекшие четыре часа здесь были отрадные перемены. Больше стало видно просветов воды. Льдины уже не прижимались так тесно одна к другой и легко шевелились под натиском багров и пешей. Зафыркал болиндер, и «Нерпа» тихо поползла в подготовленные каналы… Опять пришлось пробиваться переменными ходами. Машинный телеграф каждую минуту отзванивал то полный задний, то полный передний ход.

До рассвета прошли немного вперед. Здесь лед опять оказался тяжелее, но зато спасительное «водяное небо» за ночь стало значительно ближе, в миле от судна; с верхнего мостика уже была видна манящая темно-серая полоска чистой воды. Это обстоятельство удвоило силы, и работа закипела с новым подъемом. Однако радость-была преждевременной. В один из разбегов при работе машиной «полный назад» «Нерпа» вдруг дрогнула и остановилась. Напрасно звонил машинный телеграф, требуя смены хода. Дмитрий Михайлович послал вахтенного матроса узнать в чем дело. Над трапом из машинного отделения появилось осунувшееся, все измазанное маслом и нефтью лицо Петровича. Он удивленно поднял брови и развел руками. Дмитрий Михайлович шариком скатился с мостика и, сбежав по трапу на лед, кинулся к корме, на ходу крича:

— Боцман, люстру! — Пробегая мимо и на секунду задержавшись около меня, он конфиденциально шепнул: — Кажется, потеряли винт. Понимаешь? — И, на мгновение зажмурив глаза и покачав головой, кинулся дальше.

Низко подвешенная над самой поверхностью воды люстра осветила подводную часть кормы. Десятки пар глаз старались проникнуть сквозь трехметровую зеленоватую толщу и разглядеть винт. У всех одна мысль: «Неужели авария?» Как нарочно, поверхность воды рябится от движения людей по льдине, да и свет люстры слабо проникает в морскую глубь.

Кто-то внес предложение опустить люстру совсем в воду. Решили попробовать. Притащили смолы и паяльную лампу. Весь патрон люстры и цоколь двухсотсвечовой лампы густо залили кипящей смолой, дали люстре остыть и с некоторым трепетом опустили в воду. Включили ток, и подводная часть судна осветилась чудесным голубым светом, но нашим взорам представилась печальная картина. Винт, скатившись с вала и упершись одной лопастью в рудерпост, висел чуть держась ступицей за конец гребного вала. Гайки и шпонки, крепящих винт к валу, не было. Потеря винта в этих условиях — по меньшей мере сигнал «SOS». Судно без винта, да еще затертое льдом, абсолютно беспомощно!

Установив размер аварии, мы собрались в кают-компании на экстренное совещание. Необходимо было найти техническое решение вопроса, — как накатить на вал винт, как изготовить и поставить на место шпонку и чем закрепить винт на валу вместо утерянной гайки.