Северные рассказы - [14]

Море утомленно вздыхало блестящими в лунном свете валами океанской зыби.

Коой проснулся. Все тело было сжато, как тисками, какой-то тяжестью. Попробовал пошевелиться — тяжесть поддалась и стала легче. На лицо посыпался снег. Движениями всего туловища он сбросил с себя твердый заледеневший сугроб и сел, отряхиваясь от снега. Было совершенно тихо.

Окруженная матовым венцом луна освещала льдину, покрытую свежими застругами. Глубокие, темные тени лежали около них.

Коой стал припоминать, сколько же прошло времени. Вспомнил, как, проснувшись в первый раз, поднял голову и опять уронил ее под сильным ударом несущегося в урагане снега. Вылезать из сугроба было нельзя. Это он знал отлично. От страха и одиночества, от воя ветра и шума моря Коой заплакал. Заплакал, как мальчик, настоящими детскими слезами. Так и заснул в слезах, замерзающих на щеках и ресницах ледяной корочкой. Потом много раз просыпался и, слыша вой ветра, забывался опять в полудремоте.

Прошло очень много времени. Коою казалось, что много раз наступал день и снова ночь. Мучительно хотелось есть. Коой осторожно освободил руки, примял вокруг себя снег и нащупал сбоку шкуру медведя. Достал нож и, с трудом вспоров застывшую кожу, стал скрести лезвием мерзлое мясо. Оно было до боли в зубах холодное, но вкусное, и Коой быстро насытился и опять задремал. Сквозь снежные стены его норы иногда мутно просвечивал дневной свет, но льдина продолжала содрогаться от ударов волн и злого ветра. Мальчик опять жевал мерзлое мясо, ел кусочки солоноватого снега и, повозившись немного, свертывался комочком и засыпал. В снежной берлоге не было холодно — только скучно и страшновато. Так и прожил он эти долгие дни одиночества под вой пурги, среди кипящих волн разъяренного моря.

Отряхнув снег с кухлянки, Коой поднялся на затекшие ноги и начал прыгать на одном месте. Ноги отводили, и по ним бегали колющие мурашки.

Лунный свет начал желтеть, а на востоке появилась у горизонта розовая полоска начинающегося дня. Вот полоска поднялась выше, и ее нижний край потеплел и зазолотился. На легких, разбросанных по небу — облаках появились розовые блики, стали разгораться все ярче и ярче, и, наконец, все вспыхнуло в свете первых солнечных лучей. Настал тихий морозный день.

Большая льдина, плавно покачиваясь от морской зыби, одиноко плыла по пустынному морю. Из воды вынырнула нерпа, подплыла к краю, хотела вползти на лед, но потом раздумала и, немного проплыв вдоль кромки, всплеснув ластами, ушла на глубину.

Коой строил себе снежный домик, вырезал ножом ровные кирпичи из сугробов, что напластала пурга около тороса. Этому искусству научил его еще в прошлую зиму отец, когда их застала в тундре метель при осмотре песцовых капканов.

Домик он строил на том же месте, около туши медведя, где пролежал под снегом три мучительно долгих дня.

Работа подвигалась быстро. Звенящие куски снега плотно укладывались один к другому, образуя круглую, как яранга, маленькую хижину. Разогревшись от работы. Коой закинул малахай за спину. Черные прямые волосы покрылись морозным инеем. На ресницах повисли белые искристые кисточки. Увлекшись делом, он мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Но вот уложен последний, верхний ком. Взмахами ножа заглажена поверхность, а щели забиты снегом. Коой отошел в сторону, любуясь своей постройкой. Теперь нужно было произвести отделку внутри. Мальчик юркнул в маленькое отверстие входа и присел на корточки в своем «доме».

Внутри было светло. Стены, потолок и особенно «пол» Осветились зеленоватым светом. Только там, где лежал медведь, было темное пятно. Коой так устроил, что часть туши медведя была внутри хижины и в случае пурги не нужно было бы ходить за пищей.

Загладив внутреннюю поверхность и утоптав остатки снега на ледяном полу, мальчик остановился, чтобы отдышаться. Оставалось развести огонь и оплавить теплом снежные стены. Тогда не страшен самый ветер и старуха Уяльх-уяльх не доберется сюда со своими седыми космами.

Коой нащупал висящий на поясе кожаный мешочек, развязал его и начал в нем рыться. Здесь были патроны от карабина, кусок тряпочки для его протирки, а вот в маленький сверточек лоскутка нерпичьей кожи. Осторожно развернув его. Коой стал пересчитывать спички. Их оказалось двенадцать штук. Тут же была завернута дощечка с серой. Спички были сухими. Оставалось только разжечь огонь. Но как же это сделать? Медвежьего сала много, но ведь одно сало гореть не будет.

Что делать?

Коой сел на лед, прижался спиной к медведю и задумался.

Четвертый день в поселке было неспокойно. Пропал мальчик-школьник, сын Пенкока. В первый же день, когда уже бушевала пурга, состоялось экстренное совещание поселкового совета. Обсуждался план поисков пропавшего Кооя.

Член поселкового совета и председатель промысловой артели старый Этуги, посасывая свою неизменную трубку, высказал предположение, что Коой мог уйти только к кромке. Капканы он осматривал вчера и сегодня, конечно, не пошел бы в тундру. Уйти за куропатками не мог, так как дробовое ружье в яранге. Нет карабина я закидушки. Все говорит за то, что мальчик на припае охотится на нерпу.