— Ох, дура ты, дура, подруга, — причитала Марен. — Что тебя несет в несусветную даль… Турепня ты бестолковая, вот ты кто…
— Ты же знаешь, милая, я и есть турепня, и муж мой был турепня, и сын мой турепня, — засмеялась Карина. — Я люблю тебя, Марен, лучшей подруги, чем ты, и пожелать нельзя. Я умерла бы, если бы не ты, такой долг не отдаришь, как ни старайся. Я напишу тебе из Катайе-рра. Не плачь. Все будет хорошо, теперь я в этом не сомневаюсь.
Локомотив загудел, Карина вернулась в вагон, обняла Оре и долго махала в окошко зареванной Марен и угрюмому Раттирену. Поезд дернулся, лязгнул сцепкой и пополз — сперва медленно, потом все быстрее и быстрее, проплыл вокзал, побежали назад несуразные хозяйственные постройки, замелькали деревья.
— Едем! Едем! — закричал Оре, подпрыгивая. — Мама, мы едем!
— Едем, маленький, — сказала Карина, целуя его в черную макушку.
— К бабушке и дедушке?
— Да, милый, к бабушке и дедушке.
--
Через сутки на горизонте показались Северные горы.