Северные горы - [22]

Приезжайте мы живем в поселке Катайе-рра от Кайе-ыргаз сорок миль напишите если соберетесь когда встречать с поезда мой второй сын отличный шофер прилетит за вами.

Негоже турепанскому ребенку расти в южных городах. Приезжайте жена уже красит стены в вашей комнате через декаду можно будет жить.

Надеюсь на встречу. Будешь звать меня дядя Саралак а мою жену тетя Миспа. Остальных выучишь когда приедешь Карина Четохон моя келеиртай. Жена пришла говорит поцелуй Оре от нас и скорей надень ему арнакой чтобы не заболел.

Ждем.

Твой дядя Саралак.

--

Карина читала письмо, с трудом разбирая корявый почерк незнакомого горца. Пальцы ее перебирали амулеты Артана. Она носила их на груди со дня… нет, не со дня похорон, тогда она была не в себе. Просто однажды к ней, еще слабой и полубезумной, еще вцепившейся в навязчивую мысль вернуть Артана в тело его маленького сына, пришел Раттирен и надел ей на шею кожаные шнурки с бусами и фигурками. Она посмотрела на него благодарно, стиснула гроздь амулетов, но ничего не сказала. Кажется, именно тогда она начала понемногу приходить в себя.

Она кормила ребенка грудью, а он играл амулетами Артана. Она не расставалась с ними днем и ночью. Они грели и утешали ее. Может быть, эта черная каменная фигурка маленького демона с лицом идиота, расплывшимся в беззубой счастливой улыбке, и впрямь забрала ее горе — не все, только самую тяжелую, безумную часть.

Карина погладила черного демона пальцем и улыбнулась ему. Положила на ладонь четыре резных серебряных колечка — серьги Артана, нанизанные на шнурок вместе с бусами. Вспомнила, как перебирала их губами, лаская Артана. Встала, сняла амулеты с шеи. Отделила бусы и пучок сухой травы от остальной связки, подошла к топчану, где спал умаявшийся за день Оре. Осторожно, чтобы не проснулся, надела на ребенка шнурок, завязала два узелка, чтобы амулеты не болтались слишком низко. Ласково взъерошила черные жесткие волосы мальчика, легонько поцеловала его. Малыш завозился, вздохнул, пробормотал: «нимисяй» и снова ровно засопел.

Поставила на стол зеркальце, прислонив к чайнику. Достала толстую иглу, нагрела на свече. Оттянула вбок левое ухо и, стиснув зубы, проткнула хрящ в четырех местах. Криво, косо — как вышло. Вдела серебряные кольца Артана. Подошла к раковине, смыла кровь с уха. Надела на шею оставшиеся амулеты. Расстегнула блузку, распахнула ее, посмотрела в зеркало, как лежат между грудей каменные и деревянные человечки, демоны и чудища. Подняла зеркало повыше, поглядела на серьги в ухе. Их не спрячешь, застегнув ворот. Ну и пусть. Заметят — будут болтать. Чужой рот не зашьешь. Пускай болтают. Она знает, что поступила правильно.

--

Она пришла на почту раньше обычного, быстро разобрала письма и газеты, уложила их в сумку и подошла к столу начальника отделения. Толстый пожилой артолиец, господин Беренгоф, поднял на нее глаза и сразу увидел серьги в покрасневшем ухе.

— Что это вы нацепили, Четохон? — хмыкнул он. — От злых духов, что ли?

— Да, — ответила Карина. — Я увольняюсь, господин Беренгоф, и уезжаю в Северные горы.

— С ума сошли, — изумился Беренгоф. — Там же нет наших, одна турепня.

— У меня там дядя с тетей, — сказала Карина. — Зовут к себе. У них большое хозяйство, рабочие руки лишними не будут, а здесь у меня родных нет. С какого дня я могу быть свободна?

— Найдете себе замену и можете уезжать, — покачав головой, сказал Беренгоф. — Только зря вы это. А впрочем, ваше дело. Жалованье будет в середине декады — через два… нет, три дня. Вы хорошо работали, вам положена премия. Приведите мне вместо себя другую толковую девочку — и скатертью дорога. А побрякушки свои варварские снимите лучше, видит Создатель, нехорошо это.

— Спасибо, господин Беренгоф, за добрый совет. — Карина подхватила сумку с почтой и вышла — побежала по адресам.

— Что это с ней? — сам себя спросил пожилой почтарь и сам себе ответил: — Молодая еще, дурь в голове…

--

Зарплаты с премией хватило на одно место в общем вагоне. Стереовизор взяла Марен, тритона — Туика, в квартирку, страшно довольный, въехал Раиммар, отделившийся от дяди-бандита. Раттирен подвез их до вокзала, помог затащить в вагон тощий мешок с одеждой и игрушками, пакет с провизией на дорогу и узел из потрепанного турепанского одеяла.

— Госпожа, вагоны для артолийцев немного дальше, — начал было говорить проводник и осекся, увидев серьги в ухе, гроздь амулетов в низком вырезе варварски яркой блузки и черномазого малыша, цеплявшегося за тонкую белую руку. Отошел в сторону, пропустил Карину в вагон, прошипел презрительно в спину: "Позорище какое, как боги допустили!"

Карина недобро усмехнулась. Распихав вещи под жесткой лавкой, усадила Оре на узел, сунула ему любимый флаер, чтобы вертелся поменьше, вышла в тамбур попрощаться с Раттиреном и нарочно — специально для проводника — расцеловала старика в обе щеки.

— Алезт, Раттирен, — сказала она. — Я напишу, как доберусь. Туика тебе прочтет.

Раттирен прекрасно говорил по-артолийски, но читать не умел.

Расталкивая толпу, через платформу пронеслась высокая артолийская девушка в нарядном платье, отодвинула ошалевшего проводника, пожала на бегу руку Раттирену и обняла Карину, громко хлюпая носом.