Северная экспедиция Витуса Беринга - [78]

При Вакселе, среди прочего, перестали следить за соблюдением флотских правил касаемо карточных и вообще азартных игр. Начиналось все невинно, и когда Стеллер, который из-за религиозного воспитания отрицательно относился к любым азартным играм, пожаловался Вакселю, тот оправдал их, заявив, что он не только очень слаб для того, чтобы отдавать приказы, но и поддерживает это увлечение. «[К]огда издавался указ о запрещении карточной игры, то не имели при этом в виду наш пустынный остров, потому что он в то время еще не был открыт, – писал он. – Я с уверенностью утверждал, что если бы в то время можно было предвидеть наше нынешнее бедственное состояние, то, по всей вероятности, был бы установлен особый артикул, разрешающий всякие пристойные способы препровождения времени»[338]. Ваксель не просто не стал запрещать азартные игры: в его личных вещах нашлось несколько колод карт, которые он раздал или продал морякам. Поскольку в декабре большинство людей еще были разбиты цингой или в целом очень слабы, Ваксель считал, что это будет для них хорошим способом скоротать время. Если бы они слишком много задумывались об отчаянном положении, то совсем пали бы духом, так что он надеялся, что карты отвлекут их, помогут «преодолеть тоску и уныние» и не станут искать виноватых в свалившемся на них бедствии. Он изложил Стеллеру свое мнение и его обоснования, заявив: «Пока я командую отрядом, решение не изменится». А вот после его смерти, «пускай те, к кому перейдет командование, распоряжаются и командуют, как им заблагорассудится»[339].

Но Стеллер, что было вполне в его духе, не мог легко успокоиться, если считал себя правым. Он указал Вакселю на серьезные проблемы, которые начались из-за «презренной игры в карты». Можно, конечно, надеяться, что в лицо он говорил об этом в более дипломатичных выражениях, чем в дневнике, но вряд ли это так. Стеллер окинул критичным взглядом лагерь и возмущенно отметил, что «целыми днями и ночами в жилищах не видно ничего, кроме карточной игры… С утра, на смотрах, мы слышали разговоры только об одном: этот выиграл сто рублей или даже больше, а этот проиграл столько или столько»[340]. И Ваксель, и Стеллер были по-своему правы: большинство моряков с трудом могли двигаться, так что игра в карты стала для них чуть ли не единственным доступным занятием, кроме как разглядывать хлопающую на ветру парусину и слушать стук снега или града по палаткам или, хуже того, молитвы или бессвязный бред больных и умирающих. Без работы и развлечений их охватывала отчаянная скука. Но со временем азартные игры, вместо того чтобы решить проблемы, лишь создали новые. Стеллер писал, что офицеры, которые умели играть намного лучше матросов, выиграли у них все деньги и меха. Он говорил, в частности, о Хитрово и предполагал, что в действительности Ваксель и другие офицеры разрешили азартные игры, потому что им нравилось играть, и они выигрывали. Некоторые так сильно проигрались, что стали воровать у других шкуры каланов, чтобы расплатиться, и вскоре «ненависть, ссоры и распри воцарились во всех жилищах»[341].

Шел декабрь, люди медленно выздоравливали, и эпидемию цинги в самом деле вытеснила эпидемия азартных игр, которые больше вызывали раздоры, чем способствовали единству. К тому времени Ваксель, Хитрово и другие офицеры уже слишком боялись матросов, по крайней мере, некоторых из них, чтобы отнимать у них единственное развлечение. Это могло привести к бунту. А любые недовольные, скорее всего, примкнули бы к затаившему обиду бывшему офицеру Овцыну.

Когда Ваксель отказался даже выслушивать вполне обоснованные возражения, Стеллер начал тайком скупать колоды карт и выводить их из оборота. Позже Ваксель обнаружил, что большинство колод, которые он продал или раздал матросам, оказались в руках натуралиста, – то была довольно рискованная попытка остановить эпидемию. Стеллер, конечно же, был весьма убежденным и принципиальным человеком. Но этот случай показывает, что упрямство нередко заставляло его делать ошибки; он искренне считал, что люди поймут, что ведут себя неправильно, и увидят изменения к лучшему после того, как он, словно родитель, наказывающий неразумных детей, отберет у них игрушки. Напротив, Ваксель, похоже, вполне осознавал и опасность раздоров, и ограниченность своей власти – скорее всего, благодаря офицерской подготовке и опыту: раз уж люди начали играть, его власти и авторитета уже не хватит, чтобы остановить их. Зачем рисковать и ставить под сомнение свои полномочия, чтобы прекратить то, что, как он надеялся, закончится и само по себе?

Другой проблемой, порожденной азартными играми, стала избыточная охота на каланов, служивших одним из главных источников пищи, который поддерживал их редеющие ряды. «Сначала игра шла на деньги», – писал Стеллер. Но в конце концов к деньгам «стали относиться с презрением, и, когда на них играть перестали, каланам пришлось пожертвовать своими дорогими шкурами»[342]. Все знали, что на продаже этих шкурок можно сделать целое состояние, особенно если их купят китайцы. В первые недели на берегу шкуры каланов просто бросали песцам, но когда моряки смогли немного поправить здоровье и лагерь охватила игровая эпидемия, шкурам нашлось новое применение в качестве «валюты», и они вдруг резко возросли в цене. Стеллер возмущался, когда какой-нибудь матрос, «полностью разорившийся, пытался отыграться посредством несчастных каланов, которых убивали без нужды и раздумий и только ради шкур, выбрасывая мясо»