Северная экспедиция Витуса Беринга - [75]
Стеллер стал не только врачом, но и священником, утешая умирающих и отпевая уже умерших. Его уход за тяжелобольными, собранные им и другими моряками противоцинготные травы, за которыми он ходил при любой возможности, и супы, готовившиеся по его указанию из свежего мяса убитых животных, скорее всего, спасли десятки человек. Но, хотя обычно он очень подробно описывал все происходящее в дневнике, о своих действиях во время эпидемии цинги он предпочел умолчать – о его решающей роли позже сообщили другие. Миллер, историк, написавший труд об экспедиции на основе разговоров с выжившими участниками, писал, что «люди не могли упасть духом, потому что с ними был Стеллер. Стеллер был врачом, в то же время исцелявшим и дух. Он радовал всех своим живым, приятным обществом»[322]. Как врач Стеллер добился намного большего уважения, чем как натуралист. Его стремление к научной деятельности и признанию постепенно оказалось вытеснено терпением и сочувствием. Стоит также отметить, что перемены в характере Стеллера совпали с изменившимися обстоятельствами, когда его практические знания и навыки оказались по-настоящему полезны, но вместе с тем это случилось только тогда, когда полностью или почти полностью закончились запасы спиртного.
1 декабря Беринг решил отправить небольшую исследовательскую экспедицию в глубь таинственной земли; это была первая из нескольких подобных миссий. Три разведчика во главе с матросом Тимофеем Анчуговым были выбраны из числа наименее пострадавших от цинги. Они с трудом поднимались по продуваемым ветрами каменистым склонам, по «высоким горам и нехоженым тропам», проделав около 10 километров до вершины голого холма, с которой увидели к западу открытое море и берег, омываемый прибоем. В общей сложности их путешествия продлились почти четыре недели; они долго шли по пересеченной местности и в конце концов сделали вывод, что это остров. Дальнейшие исследования подтвердили, что лагерь расположен на восточном побережье, примерно на трети длины от южной оконечности острова, который простирается с юго-востока к северо-западу; ширина его составляла десять – пятнадцать миль, а длина – сорок. Когда через два дня они наконец вернулись с этой новостью, это оказался сильнейший удар. «Мы ясно поняли, в какое беспомощное и тяжелое положение попали и что нам угрожает полная гибель, – вспоминал Ваксель. – В самом деле, мы оказались выброшенными на неизвестный и пустынный остров, без корабля, без леса для постройки другого судна, без провизии, с большим количеством людей, до последней степени больных, без лекарств или каких-либо средств для лечения больных, без жилья, – выброшенными, так сказать, под открытое небо. К тому же вся земля покрыта снегом, впереди предстоит длительная зима с неизбежными сильными морозами, у нас совсем нет дров»[323]. Они были близки к «полному отчаянию» и «усомнились в возможности… спасения». На помощь к ним прийти не мог никто.
За месяц, минувший с тех пор, как его перевезли на берег, Беринг значительно ослабел. Он так ни разу и не поднялся со своего места в песчаной яме, накрытой палаткой. Цинга была не единственной болезнью, от которой он страдал. Благодаря уходу Стеллера он за время путешествия дважды от нее вылечился. Еще на корабле из опухших и потемневших десен у него выпало четыре зуба, но 8 декабря его десны были тверды. Стеллер писал, что Беринг страдал от целого ряда непонятных недугов и «умер скорее от голода, жажды, холода, паразитов и горя», чем от какой-либо конкретной болезни. Его ступни опухли, он страдал от лихорадки, а «внутренняя гангрена» вызвала «воспаление внизу живота». Командор препятствовал попыткам Стеллера разнообразить его диету на берегу. Однажды, когда Стеллер принес в лагерь детеныша калана и «всеми способами» умолял Беринга разрешить ему приготовить мясо специально для него, ответом был решительный отказ. Беринг отвернулся от него и пробормотал: «Меня удивляют ваши вкусы»[324]. Стеллер не оскорбился. Оглядев землянки, заснеженный берег и обломки корабля неподалеку, он ответил, что вкусы его «сообразны обстоятельствам». Но Беринг соглашался есть только вареных куропаток.
Капитана терзали беспокойства и стрессы, он постоянно думал о выживании своих людей и размышлял о неудачах экспедиции. Он признался Стеллеру, что сила у него уже не та, что прежде. Беринг, отличавшийся мощным телосложением, имел в виду не только физическую силу, но и то, что больше не был в состоянии поддерживать порядок в экспедиции. Он жаловался, что предприятие получилось намного более сложным и масштабным, чем он мог себе представить, и что «в его возрасте он бы предпочел, чтобы его освободили от этой задачи и передали ее молодому, энергичному человеку»[325].
Путешествие, запланированное Берингом, должно было стать быстрой и плодотворной вылазкой и сулило ему славу и состояние. Он хотел пересечь Тихий океан, размеры которого в те годы недооценивались, не отвлекаясь даже на тщетные поиски земли Жуана да Гамы; составить примерную карту побережья; попытаться вступить в дружеские контакты с местными жителями в безопасных гаванях с пресной водой; заявить о территориальных притязаниях России на огромные новые земли и добиться, чтобы его личный вклад и вклад его страны в научные исследования, в процесс познания мира получил мировое признание. После этого он собирался вернуться в Петропавловск и пуститься в долгий путь на запад, в Санкт-Петербург, к Анне и детям. Там его ждала почетная отставка, обеспеченная жизнь, возможно, почетные, исключительно церемониальные должности. А теперь он лежал, сокрушенный и чахнущий от болезни, на заброшенном холодном берегу.
