Северная экспедиция Витуса Беринга - [60]

Сейчас, конечно, мы знаем, что главной причиной цинги является отсутствие свежей пищи, содержащей витамин C; его недостаток приводит к дегенерации соединительной ткани в организме: от костей до хрящей и кровеносных сосудов тело, по сути, начинает разваливаться. Надежное средство, пригодное для транспортировки и защищавшее от цинги не хуже свежих фруктов и овощей, было создано лишь сорок лет спустя. На заре наполеоновских войн, в 1790-х годах, сэр Гилберт Блейн, врач британского флота, убедил свое начальство, что к ежедневной порции рома, положенной британским морякам, нужно добавлять сок лайма.

Стеллер намного опередил свое время; его идеи о цинге были основаны на беседе с коренными жителями Камчатки и наблюдении, что даже во время долгих зим они не заболевают цингой, тогда как некоторые русские к ней уязвимы. Насколько он мог видеть, камчадалы не принимали никаких особых мер для профилактики цинги, поэтому он пришел к выводу, что секрет кроется в их рационе – единственном, что их отличало от русских. Стеллер взял эту гипотезу и связал ее с употреблением свежих растений, иногда – горьких и неприятных, которые вряд ли кто-нибудь согласился бы есть, если бы единственным соображением был вкус. Русские, пришедшие в этот регион издалека, в основном ели походную провизию, иногда добавляя к ней дичь. Цинга не была так широко распространена в русском флоте, как в британском, испанском или французском, которые намного чаще выходили в длительные морские путешествия и больше времени проводили в открытом море, пересекая океаны. Русский флот, напротив, в основном действовал в Балтийском и Черном морях и редко отходил далеко от портов, где можно было пополнить запасы свежей еды. Так или иначе, меры предосторожности, которые Стеллер принял осенью 1741 года, его любознательность и способность экспериментировать были единственным фактором, действовавшим в пользу моряков «Святого Петра».

К концу сентября, через две недели плавания к западу в дождливую, пасмурную погоду, «Святой Петр» все еще был в сотнях миль от Авачинской губы, проделав лишь сорок процентов пути домой. В дневнике Стеллера имеются сообщения об увиденных каланах или пучках водорослей, совах и чайках и направлении их полета. Встреча с китами послужила предвестием шторма, и морские свиньи, следовавшие за кораблем, помогли предсказать еще один короткий шторм. В целом, впрочем, дули западные ветры, которые быстро несли их к цели. Но солнце и звезды были почти все время скрыты за тучами, так что они шли на запад практически вслепую, надеясь, что прямой путь, избранный ими через эти неизвестные воды, станет также самым безопасным и быстрым и не будет перекрыт невидимыми рифами или туманными островами. «[И]ной раз, – писал Ваксель, – в течение двух-трех недель не удавалось увидеть солнца, а ночью – звезд»[220], что делало навигацию невозможной.

Мы должны были плыть в неизведанном, никем не описанном океане, точно слепые, не знающие, слишком ли быстро или слишком медленно они передвигаются[221].

Команда была весьма встревожена. Матросы не знали, где находится корабль, где – земля, а где – опасные препятствия; за каждой тучей или сгустком тумана, возможно, таилась катастрофа, так что стресс все накапливался, а тревожный сон не восстанавливал сил. «[М]ы не имели понятия, что может встретиться нам по пути, – писал Ваксель, – и каждую минуту были готовы испытать последний, гибельный для корабля, удар»[222]. Они шли по навигационному счислению и, не подозревая об этом, двигаясь на запад, постепенно уходили к югу.

21 сентября наконец выдалось ясным и спокойным. Волны ослабли, а ветер был свежим и дул на северо-запад. Люди вышли на палубу погреться на солнце; все с надеждой смотрели в будущее. Но после полудня ветер переменился на юго-западный, а потом усилился и стал постоянно менять направление. Так начались две с лишним недели свирепых штормов, которые, достигнув кульминации в начале октября, отнесли их на пятьдесят миль к югу и востоку. Судовой журнал весьма красноречив: «Ветер весьма крепкой с великим волнением», «Находят сильные шхвалы с тучами, из которых бывает снег, град и дождь», «Ветр весьма жестокий и страшны шхвалы», «Жестокий шторм с страшными сильными шхвалы, отчего в великом страхе себя находили»,

Ветер прибавился с нахождением жестоких шхвалов, от которых многократно валы с обоих стран на палубу бывают», «Больных разных чинов 21 человек, и протчие весма нездравы»[223]. Стеллер писал: «Временами мы слышали, как ветер вырывается словно бы из узкого прохода, с таким ужасным свистом, яростью и шумом, что нас каждую минуту подстерегала опасность сломать мачту или руль или повреждения самого корабля волнами, которые налетали с силой пушечных выстрелов, так что мы каждый момент ждали последнего удара и смерти[224].

Шторм был такой силы, что никто из моряков за все свои десятилетия мореходного опыта не мог вспомнить ничего подобного; испорченная вода в бочонках стала соленой и совершенно непригодной к питью. Скудный рацион, состоявший из соленой говядины, сухарей, круп и гороха, нанес сильный удар по здоровью моряков. Стеллер израсходовал все немногочисленные запасы противоцинготных трав и курчавого щавеля еще в первую неделю после отплытия с островов Шумагина. Больше ничто не могло сдержать распространение цинги. Моряки пали духом, и на корабле царила мрачная апатия. Стеллер отмечал, что «вредная вода день за днем уменьшала число здоровых, и многие жаловались на непривычные до того расстройства»