Северная экспедиция Витуса Беринга - [47]
Стеллер задержался дольше, чем следовало. Ял, впрочем, ожидал его, и он с немалым опасением поспешно вернулся на корабль – и очень удивился, когда ему протянули чашку горячего шоколада, в те дни – редкого угощения, употреблявшегося только в особых случаях. Вряд ли ему могли предложить более необычный напиток. Только представьте: какао вырастили где-то в Америке, скорее всего – в Мексике, перевезли через Атлантический океан (скорее всего – в Испанию), а оттуда через Амстердам в Санкт-Петербург. Потом его на телеге доставили в Москву, провезли через всю Сибирь, погрузили на «Святого Петра», оно пересекло Тихий океан, вернулось обратно в Америку, и Стеллер выпил его после того, как стал одним из первых европейцев, ступивших на землю Аляски. Шоколад проделал еще более длинный путь, чем моряки, он практически совершил кругосветное путешествие.
Примерно через час после Стеллера вернулся и Хитрово со своей командой из 15 человек. Он сообщил хорошую новость: ему в самом деле удалось найти хорошую, безопасную гавань на восточном берегу острова Уингем, примерно в милю длиной и полмили шириной. «[Г]лубина от нашего пакетбота 20, 18, 15, 10, 8, а в самом во уском месте 3, 3 1/2, 4 сажени, а за островом 4, 4 1/2 сажени, грунт – песок и местами ил и ото всех стран закрыты»[125]. Исследуя маленький остров, моряки обнаружили летнюю хижину («балаган») из тесаных досок. В хижине нашлись инструменты и домашняя утварь, в том числе корзинка необычной конструкции, лопата и небольшой камень с пятнами меди. Хитрово считал, что этот камень, возможно, служил точилом для медных инструментов. Они не нашли людей, но, по всем признакам, незадолго до прибытия путешественников они там были. Хитрово предположил, что местные жители, как и обитатели острова Каяк, «увидев нас, бежали и спрятались, или жилища у них на материке, а на этот остров они приплывают летом, чтобы ловить рыбу и других морских зверей»[126]. Вывод вполне логичный, учитывая маленькие размеры острова: спрятаться от команды из 15 человек на таком клочке земли было бы весьма затруднительно. Но хорошей новостью для Беринга стало то, что Хитрово не только открыл гавань, но и составил ее примерную карту, выполнив один из конкретных пунктов данной ему инструкции.
Беринг приказал нескольким морякам вернуться на яле, чтобы наполнить последние бочонки пресной водой и оставить подарки; Ваксель описывает это так:
После того как мы полностью запаслись водой, мы послали нашу шлюпку на берег, чтобы положить в упомянутую земляную юрту несколько подарков для их обитателей. Подарки эти состояли из куска ситца или гладкого полотна зеленого цвета, двух железных тарелок, двух ножей, двадцати больших стеклянных бус, двух железных курительных трубок и фунта листового табака[127].
Они хотели оставить хорошее впечатление о бородатых незнакомцах, чтобы заложить прочный фундамент для будущих визитов. Ваксель сказал, что копченая рыба, которую они забрали со стоянки, «оказалась очень вкусной», и был доволен обменом. Стеллер, впрочем, смотрел на все мрачнее, узнав, что после того, как он рассказал, где находится стоянка, ее разграбили:
Если мы снова вернемся в эти места, местные, скорее всего, убегут еще быстрее или же проявят такую же враждебность, как проявили к ним, особенно если они захотят съесть или выпить табак… они тогда решат, что мы хотели их отравить![128]
Стеллер либо возражал из принципа, либо же смотрел на все через призму плохого отношения к коренным жителям Камчатки. Если судить по данным других ранних встреч европейцев с далекими народами, то подарки с железными вещами, например котелками или ножами, обычно считались весьма ценными и затем вспоминались с большой теплотой.
Находясь неподалеку от стоянки, Стеллер чувствовал, что за ним кто-то следит, – некое непонятное беспокойство. Его подозрения нашли подтверждение полвека спустя из неожиданного источника. Моряки с другого российского корабля под командованием Гавриила Сарычева, участвовавшего в экспедиции Иосифа Биллингса в 1790 году, встретили «очень дружелюбного и умного» эяка, который через переводчика рассказал им историю из далекого детства. Его семья часто бывала на острове после рыбалки и охоты на материке, и однажды к берегу пристал корабль.
Люди с сего судна сходили на берег и оставили в их шалашах некоторое число ножей и корольков[129].
После того как были погружены последние бочки с водой, рассказаны все истории и выпит горячий шоколад, все вернулось на круги своя. Поскольку его не стали сразу отчитывать за небольшое опоздание, Стеллер, по его выражению в дневнике, «изложил свои идеи о разных вещах» – и, скорее всего, в своей обычной высокомерной манере, вызывавшей всеобщее отвращение. Узнав, что южную оконечность острова собираются назвать мысом Святого Ильи и обозначить ее соответствующим образом на карте, он стал ворчать, что «офицеры твердо вознамерились нанести на карту мыс», несмотря на то что он «в ясных выражениях разъяснил им, что остров нельзя называть мысом». Он даже позволил себе в рамках общего поучения указать, что мыс должен отходить от материка, «тот же смысл выражает и русское слово
