Сети города. Люди. Технологии. Власти - [78]
Из интервью мы знаем следующую историю. После того как дом информантки Анны был сдан (но ключи еще не передали владельцам), с него сняли охрану. Начались акты вандализма в новых квартирах. Некоторые собственники стали регулярно приезжать и проверять ситуацию. Но часть владельцев проживали в других городах и не могли делать то же самое. Иногородние через группу попросили петербуржцев проверить и их квартиры тоже. Анна с мужем ходила по чужим квартирам и отправляла в личных сообщениях отчеты об их состоянии другим собственникам. После заселения с ней на улице начали здороваться незнакомцы. Для них она была важным публичным персонажем: они знали ее в связи с этой историей взаимопомощи.
Итак, цифровые медиа не только не разрушают, но помогают устанавливать связи в «стеснительных» в плане общения новостройках (communication-shy)[516]. Поскольку интернет приобретает повседневный характер[517], а онлайн- и офлайн-практики переплетаются, становятся неотделимы друг от друга[518], тротуарная жизнь нового района тоже меняет свою форму существования. «Тротуар» в «Северной долине» – понимаемый как событийное пространство разнообразия, взаимодействий и взаимных наблюдений – не существует как заранее заданная физическая единица. Он создается и поддерживается в онлайн- и офлайн-практиках жителей, которые разворачиваются в тех или иных физических локациях и вокруг них. Среди прочих – это практики, связанные с обеспечением порядка и поддержанием публичной жизни. Рассмотрим их подробнее.
Джейн Джекобс, наблюдающая со второго этажа своего дома в Гринвич-Виллидж за конфликтом между девочкой и мужчиной, пытающимся увести ее с улицы, детально показывает, как актуализируется сложная, почти не воспринимаемая сознательно сеть контроля и слежения, сотканная самим населением[519]. Вышедшие на улицу владельцы магазинов и высунувшиеся из окон соседские головы предупредили мужчину о том, что на этой улице он находится под наблюдением. А значит, у него не было шансов сделать что-то предосудительное и остаться незамеченным.
Через подобные тонкие этнографические наблюдения Джекобс поднимает очень важный вопрос уличной безопасности, интересовавший социологов еще с момента зарождения Чикагской школы. Тогда, развивая теорию социальной дезорганизации, исследователи стремились определить формы социогеографического распределения девиантного поведения людей и изучали с этой целью, как различные характеристики социальной среды проживания оказывают влияние на уровень преступности в том или ином соседстве[520]. В истории, рассказанной Джекобс, с одной стороны, сама материальная конфигурация улицы помогала предотвращать происшествия: ее характеризовали «четкое разграничение между публичным и частным пространствами», а также здания, обращенные окнами к улице, полной событий, за которыми интересно наблюдать. С другой стороны, сложившиеся связи между жителями Гринвич-Виллидж также сыграли свою роль. Согласно исследованиям, наличие сильных социальных связей между соседями способствует более успешному решению социальных проблем на городских территориях[521], в частности – обеспечению безопасности. Р. Сэмпсон предложил понятие «коллективной эффективности» (collective efficacy) для того, чтобы объяснять, как разнится уровень преступности в соседствах со схожими структурными социодемографическими условиями[522]. Это понятие отражает уровень сплоченности и доверия между жителями, общности понимания того, что такое беспорядок и как следует с ним поступать[523], а также готовности участвовать в жизни соседства для достижения общего блага[524], подавления отклоняющегося поведения и поддержания социального порядка[525]. Исследования показывают, что высокий уровень коллективной эффективности связан с низким уровнем преступности, а также с низким уровнем воспринимаемого беспорядка и страха виктимизации[526].
Можно предположить, что если бы Джекобс измерила уровень коллективной эффективности у жителей Гринвич-Виллидж, он оказался бы высоким, чего на первый взгляд не скажешь о жителях петербургских новостроек. Высотные дома, по выражению исследовательницы, «высасывают» жизнь с улиц, лишая ее глаз и тротуарной жизни. Следуя этой логике, один из критиков российских новостроек спрашивает: «Вы можете представить, что в Кудрово или на Парнасе [то есть в „Северной долине“] кто-то пожалуется, что в их двор или подъезд зашел кто-то чужой?»[527] – предполагая, что ответ на этот вопрос очевиден. Действительно, о каких плотных соседских связях можно говорить применительно к жителям двадцатидевятиэтажных домов, на каждой лестничной площадке которых размещается до двадцати квартир, а с верхних этажей едва можно рассмотреть людей внизу? Жители плохо знают своих соседей: в «Северной долине» большинство из них знакомы лишь с максимум пятью из них в подъезде, 42 % и вовсе не общаются с соседями по этажу[528].
А теперь обратимся к происходящему в «Северной долине». Как мы знаем из постов в социальной сети, в одном из высотных домов кто-то вывесил на лоджии красное полотенце. Это событие могло так и остаться незаметным повседневным моментом, если бы житель дома напротив не опубликовал в группах «ВКонтакте» обращение к соседям с вопросом о том, что означает красная материя в окне: «Подскажите, на [адрес дома], на верхних этажах постоянно вывешивают красную простынь, что это значит? Там что, кто-то ветрянкой болеет?»
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Внутри устоявшегося языка описания, которым пользуются современные урбанисты и социологи, сформировались определенные модели мышления о городе – иными словами, концептуализации. Сегодня понятия, составляющие их фундамент, и сами модели мышления переживают период смысловой «инфляции» и остро нуждаются в серьезной рефлексии. Эта книга о таких концептуализациях: об истории их возникновения и противостояния, о философских основаниях и попытках воплотить их в жизнь. В своем исследовании Виктор Вахштайн показывает, как идеи «локального сообщества», «городской повседневности», «территориального контроля», «общественного пространства» и «социальной сегрегации» закреплялись в языке социологов, архитекторов и планировщиков, как из категорий познания превращались в инструменты управления.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.