Сети города. Люди. Технологии. Власти - [148]
А бывали у тебя кооперации со случайными игроками?
Играл, своих видел, врагов видел.
То есть можно кого-то заметить?
Идет человек, уткнувшись в телефон, а у тебя в округе что-то ломается или ставится – это заметно. Что-то меняется [в игре], нужно присматриваться. Тем более заметно, когда человек прошел – встал, прошел – встал. По нужным точкам. Это еще и время занимает.
(м., 24 года, фракция Enlightened, играет 6 месяцев)
Именно вера в неразрывную связь между физическим местоположением игрока и его виртуальным присутствием лежит в основе честной игры в Ingress. В то же время в рамках игры задача непосредственного обнаружения другого игрока на местности является одной из основных. «А что если кто-то нарушает правила, и то, что я вижу на экране телефона, это ничем не подкрепленная шалость?» Руководствуясь именно этой логикой и интересом обнаружить, увидеть еще кого-то, игроки предпочитают если не встретиться, то хотя бы подтвердить чужое присутствие.
[О способах нарушить правила] Еще нельзя играть одному с двух аккаунтов. У тебя-то два устройства, но один аккаунт? Создаешь один аккаунт, другой. Считай у тебя два человека в одном лице. Силы больше. Ты приходишь и ставишь портал. Самый сильный щит поставить можно, если там восемь человек сойдется. Но восемь человек – пойди собери. А так, восемь человек в одном. Это сила. Поэтому люди тоже видят, что человек ходит один, а ставят двое.
(м., 24 года, фракция Enlightened, играет 6 месяцев)
Взаимосвязь телесного и виртуального воплощения игрока также раскрывает ситуации, когда есть подозрение, что кто-то нарушает правила. Тогда от игрока требуется привести доказательство своего присутствия в конкретном месте и времени. Именно в этом случае тело является исчерпывающим подтверждением присутствия. Явленное в непосредственной встрече тело есть сильный аргумент в споре о нарушении правил. При этом некоторые виртуальные воплощения уже давно пользуются кредитом доверия со стороны игроков, подтвердив серьезность своих игровых намерений в предыдущих встречах лицом к лицу.
А как это проверить [что здесь действительно кто-то был]?
Есть часть игроков, которые не нуждаются в предоставлении пруфов. Все понимают, что им не слабо доехать за Полярный круг или на Чукотку и что-то сделать ради игры. Все же в большинстве случаев верят. Есть все же «презумпция веры». Но бывает, что никто нигде не слышал такого игрока и ровно на этом портале, за 5 минут, что-то делается. То есть слишком быстро, слишком легко и палевно. В таких случаях возникают подозрения.
(м., 26 лет, фракция Enlightened, играет 18 месяцев)
С другой стороны, телесное воплощение игрока может играть не только роль доказательства значимости совершенных игровых действий (если ты действительно тут был, то считается), но и самим игровым действием. Так или иначе, а факт физического присутствия сказывается на предположениях о расстановке сил и скорости реагирования соперника.
А бывают физические столкновения, я имею в виду не драки, а когда стоят восемь человек с одной стороны, восемь – с другой?
Да, когда происходят так называемые аномалии [специальные ивенты, которые периодически устраивают разработчики]. Бывает и по 200 человек с каждой стороны. В будни тоже можно замес устроить. Ставишь восьмую ферму, вас приезжает человек 12, и приезжают синие, человека четыре, чтобы всему этому помешать. Потому что одному бывает тяжело. Бывает, что рядом стоят, один ставит, а с другой фракции сносит[935].
А в чем тогда смысл? Если вы еще друг друга видите, то можно без игры договориться, кто победит на этот раз.
Но ресурсы конечны. Все упирается в количество человек и количество резонаторов [игровых артефактов]. Можно игрока просто «раздеть». Хотя бывали случаи, что человек уже ничего сделать не может, но он вынужден либо самому пройтись, похакать эти порталы. То есть он должен уйти, он ничего не может сделать. Если пушки закончились, то нечем стрелять. Такое часто бывает. Если кто-то неподготовленный пришел, просто сорвался, напугать приехал. Телом поиграть.
(м., 26 лет, фракция Enlightened, играет 18 месяцев)
Тем не менее телесное воплощение в мире дополненной реальности не является гарантом всего. Статус игрока не раскрыт, пока не соотнесено его физическое и виртуальное присутствие. Пока этого не произошло, нельзя быть уверенным, что человек перед тобой – игрок, находящийся в той же реальности, что и ты. Здесь, наоборот, требуется виртуальное доказательство присутствия.
И вот есть такой синдром, когда ты ходишь и заглядываешь в телефоны других проходящих мимо людей, а не игрок ли это. Ты заглядываешь в телефоны и планшеты идущих мимо тебя людей. По-моему, это болезнь Кея, или эффект Кея. Или «У вас Кей хронический!» Об этом никто ничего не пишет, это просто такая хохма. Это появляется у всех с течением некоторого времени. Такая профессиональная деформация, что ли.
(ж., 22 года, фракция Enlightened, играет 14 месяцев)
В работе мы попытались отразить этапы трансформации ситуационистских идей по привнесению в город элементов неожиданного и спонтанного, связанные в первую очередь с появлением новых (в том числе игровых) медиаформатов. На примере геолокационной игры Ingress the Game мы продемонстрировали, что опосредующее взаимодействие игроков мобильное устройство навязывает специфические способы репрезентации тела горожанина, организации встреч, а также соотнесения операций «видеть» и «перемещаться» по городу. Так, одним из равноправных участников процесса ориентирования по городу и осуществления в нем действий является экран. Вклиниваясь между наблюдателем и местом, экран порождает определенную рамку восприятия действительности, которую мы назвали «экранными отношениями». Находясь в процессе игры, пользователю необходимо распределять внимание между городом-вокруг и городом-на-экране. Игровые механизмы порождают немыслимые ранее парадоксы, когда «встреча» требует не только физического соприсутствия, но и гарантий вовлеченности в игровой процесс отображенного на экране незнакомца. Виртуальные репрезентации и способы обращения с ними в рамках игры позволяют заново осмыслить понятие телесности, привнеся в него идею о возможности манипуляции с окружающими (в том числе виртуальными) объектами и оказывать влияние на происходящее простым фактом своего присутствия.
Эта книга посвящена современному городу и вдохновлена им. Под общей обложкой собрана богатая мозаика исследовательских подходов и сюжетов, пытающихся ухватить изменчивость, множественность и неоднозначность городской жизни. Это разнообразие объединяет микроурбанизм – подход, предлагающий «близкий взгляд» на город: возможность разглядеть его через мелочи и детали. С их помощью раскрывается насыщенная повседневность города и привлекается внимание к его главным действующим лицам – обывателям, которые своими повседневными действиями, чувствами, настроением создают город, его значимые места и маршруты.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.