Сестра Моника - [25]
«Да, черт побери! — воскликнул Ромуальд, в то время как я все крепче и крепче сжимала бедра. — Отпусти меня! Потаскуха, какой нет подобных! Победа за тобой...»
Я разжала бедра, и в мгновение ока Ансельм опустил мои юбки, Ромуальд исчез...
Ансельм поцеловал мне руку и сказал: «Я отпускаю вам все грехи до самого вашего сорокалетия...»
«Не беспокойтесь, святой отец! — отвечала я. — Так долго жить я не намереваюсь. Без красоты не будет и искушения. В скором времени вы обо мне услышите».
С этими словами я его оставила и ушла оттуда в твердом намерении еще сегодня, как Кларисса[149], составить завещание, а завтра умереть...
— Тетя! — вскрикнула Евгения. — Умереть?
— Да! Офранвиль и Верганден — оба сумасшедшие. Я же не хочу, что называется, стать из-за них тоже безумной... лучше... умереть...
Мы восторженно внимали Аврелии; закончив, она посмотрела на нас и сказала:
— Подойди сюда, Фредегунда.
Я подошел, преклонил колени, приподнял ее мантилью и исподнее и поцеловал ее в левую коленку, пытаясь при этом отыскать взглядом темную долину любви. Клементина дернула меня вверх, и исподнее Аврелии, подобно покрывалу Исиды[150], накрыло меня с головой, не успел я опомниться, как губы мои уже касались лабиринта жизни; острые зубы мои зацеплялись за самые тонкие из нитей Ариадны.
Катулл и Филострат
— Ты, бесстыдница! — засмеялась Аврелия, отступила назад, и ее пленительные бедра оказались напротив лукавых глаз племянницы. — Что с тобой сталось? Признавайся, кто дал тебе мужское платье?
— Мужское платье! — воскликнул я и, отлично осознавая, что делаю, до пупка задрал свое платье.. . — Мужское платье?
Увидев перед собой мой отвердевший член, шалуньи, все трое, громко закричали, словно увидели копье Бегемота[151].
— Ма foi, — воскликнула Евгения, подошла ко мне и неожиданно уколола мой красный орган булавкой, да так, что я завопил. — Ма foi, c’est Janthe![152] Супруга Ифис...[153]
— Воистину! — ответила Аврелия. — А вот груди Исида должна была ей оставить женские; посмотрим, что получится! Положите этого бессовестного гермафродита на стул. Ты, Клементина, держи его покрепче, а ты, Евгения, залезь ему под одежду и ласкай там своей нежной рукой его соски...
Я притворился, будто хочу сбежать; но девицы быстрее молнии бросились на меня, положили меня на стул и оголили мне зад.
Господи, как я испугался, когда увидел Аврелию, стоящую передо мной с розгой, сплетенной из фортепьянных струн!
— Ах, милостивая госпожа! — завопил я; но Клементина с силой подняла мне руки, а Евгения залезла мне под одежду. — Ах, милостивая госпожа! пожалейте мой бедный зад!
Сам же я при этом был счастливей, нежели Эдуард III[154] в будуаре прекрасной графини Солсбери[155] ... ...тут я получил первый удар и заерзал туда-сюда.
— Вы ведь знаете, милостивые дамы, что... глупость в любовных делах так же непростительна... как... и... Ой! Ой! о mon doux Jesus!..[156] как... -тут удары посыпались градом, — к... ак... как Honi soit qui mal у pense[157] по... ш... Jesus!., лость... О, Jesus... Хи!Хи!Хи!
Я почувствовал, как полилась кровь — не королевская кровь, а моя, здоровая, алая кровь ... ...[158]
Я жалостливо кричал, что даже когда меня наказывали отец или мать, мне не было так больно; но все быстрей билось сердце в моей волнующейся груди; и чем сильней ударяла Аврелия, тем отчетливее я ощущал как, трепеща, прикасались ко мне вместе с чудотворными руками девственные груди Евгении.
— Достаточно! Хватит! — вскрикнула вдруг Евгения и разорвала мою нагрудную косынку...
Аврелия остановилась и приказала Клементине меня перевернуть.
Как ураган набросились на меня, еретика любви, обе чертовки и раздвинули мне ноги. Аврелия вытащила перочинный ножик, схватила мой член и собиралась...
(Здесь я не могла не прервать фредегундиного рассказа, оголилась и хотела было удовлетворить себя пальцами, но хитрец нежно убрал мою руку, дал мне, чего я желала, а после продолжил):
Аврелия схватила, как я уже тебе сказал, мой член и собралась его отрезать. Но Евгения закричала:
— Bon Dieu! Que voulez-vous faire! L’aiguillon de l’abeille est un instrument, avec lequel elle cause de vives douleurs d plus d’une personne; pourtant c’est la faute de ceux, que en sont piques, n’ayant tenu qu’a eux de l^viter; mais qu’on dёsarme Fabeille en lui otant cet aiguillon, ce sera le moyen de ne plus retirer d’elle le moindre service[159].
Аврелия рассмеялась и сказала:
— Племянница! Ваш естественно-исторический комментарий пришелся весьма к месту, поэтому, — здесь она отбросила нож на кушетку, — я даже не хочу противопоставлять соловьев и кастратов вашим аргументам; оба только мешают, и к тому же мужское сопрано для меня так же невыносимо, как и девушка без языка... или как настройщик рояля без настроечного молоточка.
Евгения смеялась. Клементина принесла еаи de lavande[160] и протерла мой зад, а Аврелия приказала мне идти в свою комнату.
