Сестра Харуна-ар-Рашида - [68]
Глава LXI
ХАЛИФ МСТИТ
— Довольно! — Харун ар-Рашид перестал владеть собой. — Эй, Масрур!
— Слушаю и повинуюсь, мой господни!
В приоткрывшиеся двери просунулась голова ферганца.
— Это ты, шелудивый пес? Установлена охрана вокруг дворца, как я велел? Убивать всех, кто попытается войти или выйти!
— Слушаю и повинуюсь, мой господин!
— Где твои помощники, будь ты проклят?
— Здесь, мой господин!
— Выполняй, что приказано!
Голова исчезла. Двери со скрипом растворились, и двое рабов втащили в нишу разысканный в дворцовых подвалах старый длинный сундук.
Харун ар-Рашид глянул на палача.
— Я тебя прикончу сегодня! Пошевеливайся!
Масрур стремглав подскочил к Аббасе, встал позади нее, схватился за эфес сабли.
— Ты что задумал? — ахнула Аббаса. — Побойся аллаха! Он все видит, все слышит и знает!
Халиф отвел взгляд в сторону, и она поняла, что участь ее решена.
— Я плюю тебе в лицо за твою подлость! — воскликнула она, отворачиваясь, и мысленно перенеслась в Хиджаз, к сыновьям, глубоко вздохнула — хлынувший в растворенные двери свежий воздух напомнил дуновение ветерка в оазисе, — подумала о Шемассийском дворце, где супруг ожидал наступления утра свободы, сложила руки на груди и забормотала:
— О аллах, сохрани и спаси моих детей! Ты всемогущий, ты всемилостивый! Одари их своим благодеянием!
Поглощенная молитвой, она не видела, как халиф моргнул Масруру, не заметила занесенной сабли.
— Спаси, аллах, моего…
Голова Аббасы с глухим стуком скатилась на землю. Обезглавленное тело дернулось и упало возле сундука. Рука, зацепившись, повисла на крышке, будто взывая к аллаху. Испуганные рабы торопливо подхватили труп, приподняли — из шеи еще хлестала кровь — и уложили в сундук. В ногах сунули голову.
Халиф сидел не шевелясь, словно окаменев. Когда крышка была заколочена, он встал и хрипло спросил:
— Где могильщики?
Палач сбегал к дворцовым воротам, возле которых под охраной стражников ждали доставленные из дворца Пребывания рослые эфиопы, привел их в башню. С опаской поглядывая на свежие пятна крови, они закатали рукава джалябий, кетменями взрыхлили земляной пол. Замелькали лопаты. По краям быстро углублявшегося узкого рва росли холмики земли. Трое эфиопов насыпали лишнюю землю в корзины, выносили из ниши. На дне рва показалась вода.
— Хватит! Опускайте!
Сундук с трудом был просунут между стенками и опущен в жидкую грязь.
— Засыпайте, черномазые обезьяны! — прикрикнул Харун ар-Рашид, носком сандалии сталкивая в могилу попавший под ногу комок глины. — Да будет земля ей пухом!
Когда ров был засыпай, а площадка выровнена и утрамбована, так что никто бы и не подумал, что здесь погребен человек, он приказал всем выйти, собственноручно повесил на двери большой замок и сказал Масруру:
— Отблагодари помощников и могильщиков! Никого не обойди милостью. Понял меня? Никого!
— Слушаю и повинуюсь, мой господин!
— Удвой охрану дворца! Перекрой ходы и выходы. Затем следуй за мной, я направляюсь в замок Вечности.
Заря еще не успела погасить звезды — ночные светила лишь слегка померкли, будто предчувствуя наступление страшного дня, — как стражники из личной охраны халифа под присмотром палача прикончили рабов, присутствовавших при казни Аббасы, и эфиопов, которые вырыли безвестную могилу. Трупы были зашиты в мешки и сброшены с лодки в воды Тигра.
Масрур вернулся в замок Вечности и доложил поджидавшему его халифу:
— Мой господин! Я заплатил несчастным сполна.
Тот выслушал палача и проговорил, протягивая тяжелый ключ:
— На, пусть хранится у тебя! Вернешь, когда потребую. Сегодня четверг, день отъезда визиря. Не отлучайся ни на минуту! Надо помочь брату моему Джаафару отправиться в дальний путь!
Глава LXII
ДЕНЬ ПРОЩАЛЬНОГО ПРИЕМА
Прежде чем покинуть Багдад, назначенный милостью Харуна ар-Рашида новый наместник вилайета должен был явиться на прощальный прием, дабы в последний раз засвидетельствовать верноподданнические чувства и нижайше испросить позволения уехать. Вступление в должность сопровождалось ритуальным исполнением старых обязанностей при неизменном восхвалении эмира правоверных. День прощального приема отмечался в халифате как большой праздник.
Во главе растянувшейся кавалькады пышно разодетых всадников Джаафар ибн Яхья спешил к замку Вечности. Еще на рассвете он вызвал Хомдана и приказал никого не посылать к Аббасе.
— Не будем привлекать внимания. Возле ее дворца шатается много подозрительного люда. Жена и так знает, что нам надо ехать в Нахраван. Там и встретимся.
Радостно-взволнованный и в то же время настороженный, он лихо гарцевал на вороном скакуне. Неподалеку от крепостного вала вдоль дороги в торжественном церемониале были выстроены два ряда стражников. Под приветственные клики воинов и оглушительный рев собравшихся поглазеть простолюдинов кавалькада проследовала по аллее, миновала широкую каменную арку и скрылась из виду. «Никогда в жизни не ехать мне больше этим путем, — подумал Джаафар ибн Яхья, окидывая взглядом способную выдержать длительную осаду высокую крепостную стену. — Интересно бы подсчитать, сколько раз меня обманывал халиф и сколько (признаюсь, грешен!) отвечал я ему тем же. Пора нам расстаться! После приема мы не встретимся, разве что пожалует он ко мне со своим войском…»
