Сестра Харуна-ар-Рашида - [69]
Зал государственных меджлисов был переполнен. В строгом порядке — каждый на своем месте — восседали эмиры, военачальники, придворные. Собрался весь цвет Багдада. Не так-то часто доводилось им видеть низверженного, но еще могущественного визиря!
Джаафар ибн Яхья вошел в распахнутые двери, и взоры устремились на него. Смотрите, каким молодцом держится визирь! Похоже, он доволен… Ссылка в Хорасан для него избавление! Он приблизился к халифу, преклонил колени, поцеловал коран Османа, приложился к черному знамени, на котором белыми буквами было написано: «Мухаммед — посланник аллаха», и по милостивому приглашению Харуна ар-Рашида сел рядом. Около четверти часа он приветствовал халифа, восхвалял мудрейшего из мудрейших, благодарил за доброту и щедрость. Находившийся в хорошем настроении эмир правоверных, как единодушно отметили присутствовавшие на приеме, был обходителен с отъезжавшим наместником и даже ласков.
Писцы принесли деловую переписку. Эмир придворной канцелярии подавал визирю прошения и письма, которые поступили за педелю, тот читал вслух, сопровождая чтение, если требовалось, небольшими пояснениями, по очереди докладывал заранее подготовленные ответы; после одобрительного небрежного кивка едва слушавшего халифа протягивал бумаги на подпись.
Закончив передачу подписанных документов и подождав, пока эмир придворной канцелярии скрепит их большой печатью, Джаафар ибн Яхья торжественно проговорил, обращаясь к Харуну ар-Рашиду:
— О, величайший из величайших! Как лепестками розы, осыпал ты меня невиданными благодеяниями, доверил, словно родственнику и другу, ведение важнейших дел халифата. Но вот наступил печальный час расставания…
— Брат мой Джаафар! — воскликнул халиф и, будто устыдившись своего порыва, нарушившего этикет, добавил, восстанавливая торжественность церемониала: — Видит аллах, если бы я разделил халифат на две части и половину пожаловал тебе в награду, и то я бы едва отплатил за то, что ты для меня сделал! Мы высоко ценим твои старания и заслуги и в твоем лице старания и заслуги Бармекидов, наших добрых советчиков и верных помощников.
Визирь склонил голову.
— Где б я ни был, далеко пли близко от Багдада, я — раб, готовый по единому мановению халифской руки пролить кровь свою во славу эмира правоверных, если он того пожелает. Величайший из величайших приказывает, я подчиняюсь…
— Да услышит тебя аллах, брат мой Джаафар! Да услышит и благословит! Мы рады, что ты упомянул Столицу мира. Пусть помыслы твои о ней будут постоянными! Пусть сердце твое навсегда принадлежит Багдаду! Мы скорбим по поводу разлуки… Мы привыкли видеть тебя рядом. Нам будет недоставать твоих дельных советов. Все, чем богат и славой халифат, создано твоими стараниями!
Джаафар ибн Яхья побледнел. «Что это? — мелькнуло у него в голове. — Мои слова? Уж не выдал ли меня шейх Исмаил? А может, завелся доносчик? Уж не новый ли раб?..»
— Все, что мы ели и пили, добыто твоими трудами, — продолжал Харун ар-Рашид, лишая визиря последних сомнений, и тут же, как бы успокаивая его, добавил: — Между нами иногда пробегала тень. Тем ярче потом сияло солнце. Милость наша беспредельна.
У Джаафара ибн Яхьи было только одно желание — скорей уйти, избавиться от пристального, казалось проникающего в душу взгляда халифа.
— Рабам не подобает бахвалиться ревностным исполнением службы, служба — их обязанность, — проговорил он, с трудом подавляя предательский трепет в голосе. — Эмир правоверных позволит мне удалиться?
Он чуть было не сказал: «уехать в Хорасан». «Удалиться» звучало обыденно, так же, как «уйти из замка», «вернуться домой». «Уехать в Хорасан» имело другой смысл. Не стоило лишний раз упоминать об отъезде. Окончание прощального приема само собой означало, что халиф разрешает покинуть Багдад.
— Обо всем ли ты подумал, все ли предусмотрел, путь ведь дальний? — заботливо поинтересовался Харун ар-Рашид. Расчет его был таков: взбудоражить визиря, но сделать это так, чтобы — упаси аллах! — не расшевелить бармекидский улей.
— Кажется, да… С твоего разрешения, величайший из величайших.
— Весьма похвально! А благоприятно ли расположение звезд?
Джаафар ибн Яхья умел себя сдерживать. Что толку горячиться? К чему? А злоба подхлестывала: «Чего он хочет?! Если солгать?.. Нет, с гороскопом нельзя шутить, звезды не простят лжи…».
— Право, я еще не успел…
— О, несчастный! — разыгрывая крайнее удивление, воскликнул Харун ар-Рашид. — Разве можно в таком случае пускаться в путь? От движения звезд, от их расположения на небе зависит человеческая судьба! Но я помогу тебе, брат мой Джаафар. — Он хлопнул в ладоши. — Эй, звездочет!
Будто из-под земли перед эмиром правоверных вырос тщедушный человечек с острой бородкой и крючковатым носом. Он согнулся в поклоне и пробормотал скороговоркой:
— Созвездие Козерога расположилось в благоприятном приближении к Сатурну. Астролябия показывает отклонение, угодное мудрейшему из мудрейших. Звезда Марс…
— Который час? — перебил халиф.
— Солнечный инструмент, если угодно эмиру правоверных, показывает три часа и еще половину.
— Не можешь ли ты, звездочет, сию минуту предсказать нам расположение небесных светил на будущую ночь? Благоприятствует ли оно отъезду нашего визиря?
В историческом романе «Аль-Амин и аль-Мамун», написанном в 1906 г. известным египетским писателем-просветителем Джирджи Зейданом (1861–1917), изображены события, связанные с борьбой за престол между сыновьями знаменитого халифа Харуна ар-Рашида в IX веке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Хосе Протасио Рисаль Меркадо и Алонсо Реалонда — таково полное имя самого почитаемого в народе национального героя Филиппин, прозванного «гордостью малайской расы». Писатель и поэт, лингвист и историк, скульптор и живописец, Рисаль был, кроме того, известен как врач, зоолог, этнограф и переводчик (он знал более двух десятков языков). Будущий идеолог возрождения народов Юго-Восточной Азии получил образование в Манильском университете, а также в Испании и Германии. Его обличительные антиколониальные романы «Не прикасайся ко мне» (1887), «Флибустьеры» (1891) и политические памфлеты сыграли большую роль в пробуждении свободомыслия и национального самосознания филиппинской интеллигенции.
В настоящем издании публикуются в новых переводах два романа первой серии «Национальных эпизодов», которую автор начал в 1873 г., когда Испания переживала последние конвульсии пятой революции XIX века. Гальдос, как искренний патриот, мечтал видеть страну сильной и процветающей. Поэтому обращение к истории войны за независимость Гальдос рассматривал как свой вклад в борьбу за прогресс современного ему общества.
Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X-XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе.
Книги Элизабет Херинг рассказывают о времени правления женщины-фараона Хатшепсут (XV в. до н. э.), а также о времени религиозных реформ фараона Аменхотепа IV (Эхнатона), происходивших через сто лет после царствования Хатшепсут.