Серная кислота - [6]
Ужин в лагере был крайне скуден: черствый хлеб и пустая похлебка, чудо, если у кого в миске плавали какие-нибудь очистки от овощей. Но все были такие голодные, что и этой убогой кормежки ждали, дрожа от нетерпения.
Получив свою баланду, заключенные безмолвно набрасывались на нее и ели бережно, с отрешенным видом, подсчитывая про себя, сколько еще осталось глотков.
Нередко случалось, что, когда все было съедено, кто-нибудь разражался рыданиями, оттого что до завтрашнего вечера придется ходить с пустым желудком: когда целый день живешь только ради этой жалкой подачки и надеяться больше не на что, немудрено разрыдаться.
Панноника не могла больше этого переносить. Однажды во время еды она заговорила. Словно гостья за роскошным столом, она завела беседу с заключенными из своей бригады. Стала вспоминать фильмы, которые любила, актеров, которые ей нравились. Сосед слева поддержал ее, сосед справа с ней не согласился, стал бурно возражать, высказал свою точку зрения. Страсти накалились. Вокруг спорящих образовались две партии. Все горячились. Панноника засмеялась.
Это заметил только ЭРЖ-327.
– Впервые вижу, как вы смеетесь.
– Я смеюсь от радости. Они говорят, спорят, как будто им действительно важно отстоять свою правоту. Просто чудо!
– Это вы чудо. Благодаря вам они забыли, что едят помои.
– А вы нет?
– А я почувствовал вашу власть не сегодня. Если бы не вы, я бы давно уже умер.
– Умереть не так-то просто.
– Нет ничего проще, когда находишься здесь. Достаточно притвориться непригодным для работы, и назавтра тебя отправят на тот свет.
– Но не может же человек взять и решить умереть!
– Может. Это называется самоубийство.
– Очень мало людей действительно способны себя убить. Я принадлежу к большинству, мной руководит инстинкт выживания. И вами тоже.
– Если уж говорить честно, я не уверен, что он взял бы во мне верх, не будь вас. Даже в прежней жизни я никогда не встречал таких людей, перед которыми мысленно благоговеешь. Стоит мне подумать о вас, и отвращение к жизни проходит.
Отныне бригада Панноники не знала больше мрачных ужинов. Соседи сообразили, в чем фокус, и стали поступать так же. Никто больше не ел в молчании. Столовая стала шумным местом.
Голодали люди по-прежнему, но никто после еды не рыдал.
Это не мешало заключенным худеть. СКЗ-114, которая была изящной и стройной по приезде в лагерь, утратила нежную округлость щек. Красота ее глаз от худобы выиграла, красота тела проиграла.
Здена забеспокоилась. Попыталась подсунуть кое-какую еду. Но СКЗ-114 отказалась, содрогнувшись при мысли, чем рискует, приняв подачку.
Либо жест Здены не ускользнет от камеры, и СКЗ-114 ждет наказание – она предпочитала не думать, какого рода.
Либо жест Здены от камеры ускользнет, и в этом случае СКЗ-114 предпочитала не думать, какого рода благодарности потребует от нее надзирательница.
Между тем она медленно умирала от голода. Ужасно было лишиться, да еще по собственной воле, плитки шоколада, одна мысль о которой сводила ее с ума. Однако она на это пошла, не найдя другого решения.
Случилось так, что МДА-802 заметила маневр Здены. И пришла в негодование.
В перерыве она принялась шепотом бранить Паннонику:
– Как вы смеете отвергать пищу?
– Это касается только меня, МДА-802.
– Нет, не только вас. Этим шоколадом вы могли бы поделиться с нами.
– Что ж, пойдите и возьмите у надзирателя Здены сами.
– Вы же отлично знаете, что ее интересуете только вы.
– Незавидная привилегия, вам не кажется?
– Не кажется. Мы все были бы счастливы получить плитку шоколада от кого угодно.
– Какой ценой, МДА-802?
– Любой ценой, какую вы назначите, СКЗ-114.
Она отошла, вне себя от бешенства.
Панноника задумалась. МДА-802 по-своему права. Да, она повела себя как эгоистка. «Любой ценой, какую вы назначите» – конечно же должен существовать способ принять шоколад и при этом не уронить себя.
Здена не умела выражать свои мысли, как ЭРЖ-327. Однако процессы, происходившие у нее в голове, были, по сути, те же. Чувство отвращения, о котором он говорил Паннонике, она знала хорошо. И испытывала его порой так остро, что нашла для него это самое слово.
С ранних лет, когда люди принижали ее или принижали в ее присутствии что-то им непонятное, когда бессмысленно уничтожали нечто красивое, выставляли кого-то на посмешище ради того, чтобы повеселить компанию, и находя грязное удовольствие в том, чтобы опускаться до свинства, Здена ощущала стойкий дискомфорт, который ее мозг назвал отвращением.
Она привыкла жить рядом с этими неизбежными мерзостями, говоря себе, что так устроен мир, и даже сама в них участвовала, пытаясь доказать, что не всегда является лишь их жертвой. Она считала, что лучше вызывать тошноту у других, чем испытывать ее самой.
Иногда, очень-очень редко, отвращение покидало ее. Когда она слушала музыку, казавшуюся ей прекрасной, когда выходила на воздух из душного помещения и холодный ветер щедро бил ей в лицо или когда тяжесть от обжорства за праздничным столом таяла в терпком вкусе вина. И это было больше, чем просто передышка: отвращение вдруг оборачивалось своей противоположностью, для которой не существовало имени, это не назовешь тягой к чему-то или влечением, это было в тысячу раз сильнее – словно вера во что-то необъятное стремительно разрасталась в ней, так что глаза готовы были выскочить из орбит.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?Романы Амели Нотомб «Преступление» и «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это истории преступлений, порожденных темными разрушительными страстями, истории великой любви, несущей смерть.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.
Эндрю живет в небольшой квартире в Лондоне и работает в муниципалитете, в отделе регистрации смертей. Мало того что работа специфическая, Эндрю еще приходится изо дня в день поддерживать среди коллег миф о своей якобы успешной жизни. При приеме на работу он, не расслышав вопроса, ответил «да» вместо «нет», когда его спросили, женат ли он. С годами Эндрю создал целый вымышленный мир, где у него есть особняк, любимая жена и двое детей. Ситуация осложняется, когда в отдел Эндрю приходит новая сотрудница Пегги.
Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.
Повесть посвящена острой и актуальной теме подростковых самоубийств, волной прокатившихся по современной России. Существует ли «Синий кит» на самом деле и кого он заберет в следующий раз?.. Может быть, вашего соседа?..
Первый том настоящего собрания сочинений посвящен раннему периоду творчества писателя. В него вошло произведение, написанное в технике импрессионистского романа, — «Зеленая палочка», а также комедийная повесть «Сипович».
Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.
Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…
«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».
Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.