Настал момент, когда им показалось мало, что люди вокруг страдают, и понадобилось зрелище этих страданий.
Жертвой мог стать кто угодно. Облавы устраивали где придется, хватали всех подряд. Единственным основанием служила принадлежность к роду человеческому.
В то утро Панноника пошла погулять в Ботанический сад. Откуда ни возьмись налетели организаторы и прочесали территорию. Панноника очутилась в фургоне.
Это было еще до первого эфира, и арестанты не подозревали, что их ждет. Они возмущались, протестовали. Их привезли на вокзал и затолкали в вагоны для скота. Панноника заметила, что их снимают: несколько камер отслеживали любые проявления смятения и ужаса.
Она поняла, что сопротивление не имеет смысла, более того, оно будет телегенично. Поэтому всю дорогу лицо ее оставалось непроницаемым. Вокруг плакали дети, негодовали взрослые, задыхались старики.
Их привезли в концлагерь, похожий на лагеря нацистов, исчезнувшие с лица земли не так давно, с одним, правда, примечательным отличием: всюду были установлены телекамеры.
* * *
Надзирателем мог стать кто угодно. Организаторы отсматривали кандидатов и брали тех, у кого «фактурная внешность». Затем надлежало пройти психологическое тестирование.
Здену взяли, хотя за всю жизнь она не сумела сдать ни одного экзамена. Она испытала немалую гордость. Теперь можно всем говорить, что она с телевидения. Двадцать лет, без профессии, первое место работы. Знакомые наконец перестанут поглядывать на нее сверху вниз.
Ей объяснили концепцию передачи. Спросили, не шокирует ли это ее.
– Нет, – ответила она. – Это круто.
Ответственный за кастинг задумчиво сказал, что так оно и есть.
– Таков запрос публики, – добавил он. – Со сказочками, с розовыми соплями покончено.
Из ее ответов на тесты следовало, что она способна ударить незнакомого человека, оскорбить кого угодно без всякого повода, навязать более слабому свою волю и что ее не разжалобишь слезами и стонами.
– Главное – уважать публику, – сказал кто-то из продюсеров. – Мы не вправе презирать ни одного из наших зрителей.
Здена была целиком и полностью согласна.
Она получила должность надзирательницы.
– Вас будут называть «надзиратель Здена».
Ей понравилось, как браво, по-военному, это звучит.
– А ты ничего выглядишь, надзиратель Здена, – сказала она своему отражению в зеркале.
Она не замечала, что ее уже снимают.
* * *
Газеты подняли шум. Журналисты изрыгали пламя, властители умов метали громы и молнии.
А публика после первой же передачи вошла во вкус. Реалити-шоу под неброским названием «Концентрация» оказалось на первом месте по рейтингу. Никогда еще не бывало на экране прямого репортажа из ада.
«Там что-то невероятное творится», – говорили люди.
Камерам было что снимать. Паучьими глазами они обшаривали переполненный барак – нары, парашу, соломенные тюфяки. Комментаторы красочно описывали вонь, сырость и холод, передать которые видеосъемка, увы, не способна.
Каждому надзирателю предоставили несколько минут эфирного времени, чтобы рассказать о себе.
Здена опомниться не могла. Камера будет направлена на нее, на нее одну, в течение целых пятисот секунд. И за этим синтетическим глазом будут миллионы живых глаз.
– Не упускайте возможность вызвать симпатию, – сказал один из организаторов шоу, курировавший надзирателей. – Публика видит в вас тупых скотов. Покажите, что вы люди.
– И не забывайте, что телевидение может стать трибуной для тех, у кого есть жизненные цели, идеи, – подхватил другой с коварной ухмылкой, явно рассчитывая спровоцировать их на немыслимые по жестокости откровения.
Здена задумалась, есть ли у нее идеи. Царивший в ее голове сумбур, который она высокопарно именовала своими мыслями, все-таки не настолько затуманивал ей мозги, чтобы она ответила себе «да». Зато сочла, что понравиться зрителям ей будет несложно.
Таково распространенное заблуждение: люди не подозревают, как уродует их телевидение. Здена репетировала свою речь перед зеркалом, не сознавая, что камеры не будут к ней столь же снисходительны, как ее отражение.
* * *
Зрители с нетерпением ждали встречи с надзирателями, предвкушая сеанс благородной ненависти к выродкам, которые заслужили ее по всем статьям и наверняка еще подольют масла в огонь.
Передача публику не разочаровала. По гнусности и скудоумию выступления надзирателей превзошли все расчеты.
Особое отвращение вызвала у смотревших неотесанная девка по имени Здена.
– Мне двадцать лет, меня привлекает любой интересный опыт. Не стоит предвзято относиться к «Концентрации». И вообще, я лично считаю, что нельзя в принципе никого судить, потому что кто мы такие, чтобы судить? Вот через год, когда съемки кончатся, будет иметь смысл обо всем об этом подумать. Но не сейчас. Знаю, некоторые скажут, что это ненормально, то, что здесь делают с людьми. Тогда я спрошу вас: а что такое нормально? Что такое добро, зло? Это же чисто культурный вопрос.
– Но, надзиратель Здена, – вмешался ведущий, – хотелось бы вам самой оказаться на месте узников? Чтобы с вами делали то, что делают с ними?
– Демагогия! Во-первых, нам неизвестно, что думают узники, их не спрашивают. Может, они вообще ничего не думают.
