Сергей Нечаев - [13]
— Да что же я… Не разрешают говорить. Не моя это воля.
— Со мной все говорят. Ну, как же на дворе?
— Солнце…
Нечаев победил.
Между тем, после бумаги Нечаева лишили и книг. Пытку делали более жестокой.
Уже давно опустела камера. И вдруг, вернувшись с прогулки, узник нашел несколько томиков. Тут же стоял смотритель. Нечаев взглянул на книги, потом на смотрителя и возбужденно зашагал по камере.
— Это вы от себя положили здесь или вам приказали?
— Наступают великие дни воскресения Христова, и я думал, что эти книги…
— Их сочинили попы; вы знаете, что я неверующий, лицемерить я не стану.
Ночью он не спал. Он добьется своего. Он будет требовать. Но как передать свой голос туда, за стены этой тюрьмы? Как заставить царя выслушать его?
На рассвете он вскочил на ноги и бросился к стене. Стиснув челюсти от невыносимой боли, разбередил свои раны, и макая указательный палец в кровь, стал им писать на стене.
Утром смотритель застал Нечаева на койке с мертвенно-бледным лицом.
На стене алела кровавая надпись:
Государь!
В конце восьмого года одиночного заключения третье отделение без всякого с моей стороны повода лишило меня последнего единственного занятия — чтения новых книг и журналов. Этого занятия не лишал меня даже генерал Мезенцов, мой личный враг, когда он два года терзал меня в цепях. Таким образом, третье отделение обрекает меня на расслабляющую праздность, на убийственное для рассудка бездействие. Пользуясь упадком моих сил после многолетних тюремных страданий, оно прямо толкает на страшную дорогу: к сумасшествию или к самоубийству.
Не желая подвергнуться ужасной участи моего несчастного соседа по заключению, безумные вопли которого не дают мне спать по ночам, я уведомляю вас, государь, что третье отделение канцелярии вашего величества может лишить меня рассудка только вместе с жизнью, а не иначе.
С. Нечаев
Нечаев снова обʼявил голодовку.
Через несколько дней его требование было удовлетворено.
Солдатам караульной команды жилось немногим легче самих заключенных. Отлучка из крепости разрешалась очень редко. В самом равелине тянулось тоскливое однообразное существование. Удивительно ли, что молодой солдатик давно сдружился с Нечаевым и целыми часами простаивал у глазка, заслушиваясь неслыханными речами! Это было запрещено, но кто мог его выдать? Разве его товарищи не поступали так же во время своего дежурства? И разве хоть один из них теперь позволил бы себе причинить вред этому великому страдальцу, который за них отдал свою жизнь!
Эти простые люди, понявшие, кем был на самом деле Нечаев, любили его и благоговели перед ним.
Не двигаясь с места, Нечаев вырвался из заколдованного круга одиночества, и снова воспрянула его воля, снова заработала цепкая упорная мысль:
— Бежать. Бежать из проклятого царского гроба…
Но за восемь лет у Нечаева никого не осталось там, снаружи. Некому помочь. Некуда бежать. Солдаты отдадут за него свою жизнь, но и они ничего не могут сделать, у них тоже никого нет в Петербурге.
Единственный его товарищ, сосед по темнице, давно сошел с ума.
Но вот однажды к глазку подошел часовой и шепнул:
— Привезли арестованного.
«Кто вы? Не бойтесь. Часовой наш. Нечаев».
«Революционер Ширяев. Неужели вы живы? Сообщите на волю. Вот явка…»
Глава шестая
СМЕРТЬ СЕРГЕЯ НЕЧАЕВА
Петербургская зима конца 1880 года.
На конспиративной квартире собрался Исполнительный Комитет партии «Народная Воля». После нескольких неудачных покушений на царя предпринимается последняя, самая упорная и решительная попытка. Готовящейся казни Александра II отданы все силы, все мысли революционеров. Давно потеряны связи со старыми знакомыми, с друзьями. Забыты родные, книги, наука.
На заседаниях Исполнительного Комитета обсуждаются детали террористического акта.
Уже собралось большинство членов Исполнительного Комитета. За столом беседуют вожди «Народной Воли» — Желябов и Перовская. Собравшиеся поглядывают на дверь в ожидании опоздавших. И вот дверь открывается и появляется Исаев. С мороза, весь в инее, не снимая шубы, он подходит к столу и кладет на него пакет.
— Письмо от Нечаева!
Из первого минутного чувства недоумения стал расти, разливаться бурный поток восторженного изумления.
Здесь каждый знал имя этого революционера, боровшегося тогда, когда они сами были еще юношами и детьми. Знали о его трагической судьбе, гибели и вдруг — он жив!..
Письмо Нечаева было скромно и просто. Он в Алексеевском равелине. Восемь лет провел в одиночке. Могут ли революционеры устроить побег.
Желябов твердым голосом, не допускавшим сомнения, воскликнул:
— Надо освободить!
И Перовская радостно откликнулась. Заседание единодушно решило освободить Нечаева.
Солдат, ходивший с письмом от Нечаева к народовольцам, принес ответ.
Безумно забилось сердце Нечаева. Он бросился на постель, сжимая руками голову.
Как участливо расспрашивает Желябов о его судьбе, как горячо обещает помочь, как уверенно говорит об освобождении. Десятки раз перечитывает Нечаев это письмецо, заучивает его наизусть, прежде чем уничтожить. Как ни тяжело уничтожать весточку с воли, но это необходимо сделать.
И немного успокоившись, Нечаев снова пишет на волю. Он уже разрабатывает план побега и подробно рисует своим друзьям расположение Петропавловской крепости и равелина, которые он прекрасно изучил, не переступая порога своей тюрьмы. Не даром в долгие дни заключения он часами расспрашивал и выпытывал и терпеливо выслушивал солдатские описания и рассказы о крепости.
