Сергей Нечаев - [11]
Председатель поднял коротко остриженную голову:
— Подсудимый, вы ничего не имеете сказать в свое оправдание?
— Я считаю унизительным для своего имени защищаться от клеветы, очевидной для всех. Правительство может отнять у меня жизнь, но честь останется при мне.
Старый лицемер кротко обернулся к присяжным:
— Прежде чем вы будете решать, виновен ли этот человек, я хотел бы вам напомнить слова из высочайшего манифеста: «Да царствует милость в судах!»
Нечаев негодующе отрезал:
— А меня бил жандармский офицер!
Двадцати минут было достаточно присяжным для вынесения приговора:
«Подсудимого Нечаева, лишив всех прав состояния, сослать в каторжные работы на двадцать лет».
Глава пятая
АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН
Нечаев очутился в страшном Алексеевском равелине. Отсюда еще никто не выходил. Отсюда уже никогда не выйти и ему.
Потянулись жуткие дни мертвого одиночества, могильного безмолвия, убивающего бездействия. Могильная тишина, от которой ушам становилось больно, раздиралась только дикими отчаянными воплями несчастного, томившегося где-то вблизи, уже сошедшего с ума узника. Нечаев в ужасе вскакивал ночью со своей постели, заслышав безумный крик. Он чувствовал, что и его, как новую добычу, подкарауливает та же участь. В бессильном бешенстве сжимал он зубы, а днем ходил понуро взад и вперед и мучительно искал спасения. Повеситься на прутьях железной решетки?.. Нет. Его жизнь еще будет нужна. Как же сохранить свою жизнь и рассудок?
Нечаев нашел выход. Через несколько дней он обратился к смотрителю:
— Будьте добры, испросите для меня разрешения пользоваться книгами и бумагой для литературных занятий.
Потом немного помолчал и добавил:
— Я очень хорошо понимаю свое положение; может быть, я здесь и жизнь кончу, но все-таки не хотелось бы оставаться без всякого дела; согласитесь, рассудок потерять можно!
Просьба Нечаева была доложена царю.
Третье отделение скоро обʼявило, что исполнит ее.
СТОЛКНОВЕНИЕ
Прошло несколько недель.
У Нечаева появились книги. Он повеселел и даже стал вежливее с тюремщиками.
В это же время был назначен новый смотритель равелина. Казенные деньги, шедшие на содержание заключенных, стали оседать в его кармане.
Нечаев поднес ко рту ложку горячей мутной водицы и выплюнул. Мясо было гнилое. Есть нельзя было.
На утро вошел смотритель.
— Я есть ничего не буду! Уберите чай!
— Что это значит?
— То, что вы меня падалью кормите. С голоду уморить хотите.
— Молчать! Будь благодарен за то, что дают! А не будешь есть — силой заставлю…
Нечаев вспыхнул. В воздухе мелькнули ножки, и стул полетел в смотрителя. Жандарм на лету схватил его, разбив себе руку. Нечаев отвернулся и лег на койку. Началась первая голодовка. Нечаева посетили комендант крепости и тюремный врач. На пятый день начальство убедилось, что ему не сломить упорства своего врага.
— Впредь пища будет вполне доброкачественной.
Прошло больше двух лет. В одно тоскливое утро в Алексеевском равелине происходил торжественный переполох. Ждали нового шефа жандармов генерала Потапова. Смотритель и часовые суетились, стараясь хоть немного приукрасить безнадежную мрачность каменного мешка.
— Идет!
Генерал Потапов вошел в камеру.
— Я к вам приехал по делу.
Нечаев вопросительно поднял голову.
— Я надеюсь, что за три года вы успели убедиться, какая судьба вас ждет: вы никогда больше не увидите свободы.
— Я это знаю.
— Но вы можете облегчить свою участь. Назовите имена ваших соучастников, расскажите мне о средствах революционной партии, и я обещаю вам выхлопотать снисхождение у государя императора.
— Генерал! Вы ошиблись. Подлость и предательство живут под блестящими мундирами, а не в груди революционера.
— Ах, вот ты как говоришь!..
— Правительство судит по себе. Негодяи не верят, что существуют честные люди…
— Молчать! Ты забыл, кто перед тобой! Хочешь, чтобы мы выколотили из тебя признание розгами…
Нечаев бросился вперед. Четкий удар прозвучал в камере. Потапов схватился за щеку. Из носа текла тонкая струйка крови.
Жандармы в ужасе схватили Нечаева.
Потапов быстро повернулся и вышел из камеры.
Никто не должен знать, что генерал Потапов получил пощечину от арестанта.
Генерал Потапов глубоко затаил свою злобу.
За три года в камере Нечаева выросла гора рукописей. Статьи о молодежи 60-х годов; письма из Лондона о демократии; тюремные дневники «Живой могилы»; наброски романов о Парижской Коммуне, об эмиграции, заметки, записи, черновики, — здесь сосредоточивалась вся его жизнь, все мысли, все его общество.
Сошел с ума несчастный сосед Нечаева — Бейдеман. Решился на повинную и написал свою «исповедь» Бакунин. Покончил с собою не один революционер.
Государь!
По истечении трех лет одиночного заключения в крепости со дня приговора, незаконно произнесенного надо мной московским окружным судом, я, эмигрант Сергей Нечаев, не считаю себя в праве оставаться долее в положении выжидательном и обращаюсь к вашему императорскому величеству, как к высшему авторитету правосудия и законности в государстве, абсолютно монархическом, с формальным прошением о соблаговолении повелеть подвергнуть правильному и беспристрастному судебному пересмотру «дело об убиении студента Иванова
