Серенада большой птице - [10]
— Я сам эту паскудину поведу. А ты сиди смирно.
Он вел долгое время, не глядя в мою сторону, а я сидел и проклинал его.
Когда передал мне штурвал, пришлось-таки потрудиться. Без передышки, аж в пене, но держался я строя точно. Колдовал над штурвалом, пока левой руке впору стало отвалиться, но ни разу мы не отстали.
Нелегкий полет от начала до конца. Идешь верхним в заднем краю верхнего эшелона верхней группы — тут попотеешь, чтоб держаться места.
Мы только на подходе, а брауншвейгские зенитные батареи уже заговорили, повесили перед своим городом целую полосу железа и дыма.
— Иисусе, — доносится полушепот Бэрда, — Христос с нами!
— Как же это мы через такое пройдем? — вопрошает Кроун.
Открываются бомбовые люки, мы в самой точке. «Патфайндер» нашел куда спихнуть свои бомбы, наши направляются следом, и строй сворачивает к югу, где поспокойнее.
Сэм в отличном настроении, когда мы выходим к Зейдер-Зе. Дымка редеет, нам видно Нидерланды, тамошние стада.
Начинаю стаскивать свою бронекуртку, мы сейчас уйдем от берега.
— Лейтенант Ньютон, держите скорость, — обращается Шарп тонким сдавленным голосом.
Оглядываюсь — черные клубки проносятся у нас в хвосте, недолет футов пятьдесят по высоте и направлению, прицел верный, но по скорости снаряды успели выдохнуться.
— Теперь порядок, — заявляет Шарп минутой позже. — Я уж думал, поймали нас на мушку. — Голос его снова глубокий и громкий.
На всем обратном пути над строем кружат «тридцать восьмые». Наверное, группа из новеньких, то подлетят вплотную к нам, то подадутся влево, то качнут вправо, то вынырнут понизу — узнать, что ли, как там обстоит дело с деревянными башмаками в Амстердаме.
Мец
В Мец мы идем на люфтваффе. Взяли максимальный груз осколочных бомб, хватит весь аэродром накрыть.
Бомбы везу я, а Сэм больше разглядывает вид за окном. Видны «пятьдесят первые», бросают строй, чтобы выпалить на бреющем.
Путь до Меца некороткий, но мы не встречаем ни истребителей, ни зениток — не летят, не говорят. Повернули домой, издали уже приметили побережье. Над ним зависли облака, над проливом чисто, а на английской стороне опять кучатся облака.
Побережье проходим там же, где к нему с утра подлетали. Висим себе в серебристой прохладе, уже почти дома, и тут являются черные клубки разрывов.
Немцы подогнали сюда батарею и нас засекли точь-в-точь. За стеклом, совсем рядом, ленивые разрывы. Самолет дергается и трясется, слышно, как бьет его по крыльям. Стеклышки разбрызгивает по всей кабине. Правое крыло дрогнуло, из масляного охладителя кудрявится дым.
— Номер четвертый горит, — слышен в шлемофоне громкий перепуганный голос.
— Всего-то дымит, — утешает Спо. — Но дымит вовсю.
Смотрю вниз, мы ни с места. Так и стоим над Францией, а нас поливают.
— Это не в моторе, Сэм, — объясняю я. — По-моему, только масло.
Приборы в порядке. Давление масла пока не падает.
— Нет дыма без огня, — волнуется Росс.
— А огня без взрыва, — продолжает Шарп.
— Выруби номер четыре, — распоряжается Сэм.
Одним махом выключаю мотор и подачу горючего. Рукоятка на нуле. Винт покрутился немножко, вроде ветряной мельницы, и застыл чистым игреком.
Чуть позже и дым исчез.
Уходим от побережья. Зенитки бьют вдогонку. Весь экипаж без умолку тараторит по шлемофону.
— Я-то решил: попались мы, — слышен кто-то.
— Я уж к двери стал подбираться...
— Кто-нибудь ранен? — запрашивает Сэм. — Без болтовни. Кто-нибудь ранен?
Не отвечают.
— Бэрд, проверить кислород, — приказ Сэма. — По всем правилам.
Не отвечает.
Неожиданно мне в голову взбрело, что весь нижний плексиглас выбило, Бенсон с Бэрдом выпали, карты нет, турели нет.
Но Грант вступает как ни в чем не бывало:
— Все в порядке. Все до единого. Легонько струхнули. Теперь взяли себя в руки, очухались.
Когда попал первый снаряд, ноги Бэрда были на плексигласе, он их прикрыл бронекурткой. Кусок металла пробил дно и вышел через потолок. Осколок плексигласа резанул Бэрда по лбу, тот бац на спину.
— Думал, кончаюсь, — позже признался он.
Такое же подумал про него Грант. Крови было чуть, но сочилась да сочилась. Шлемофон отсоединило — ни сказать, ни услышать.
— Слышу: бац, — это Бэрд рассказывает. — Вижу: ровно серпом срезало.
Бенсон попробовал выволочь его в проход и перевязать шею.
— Мне ясно было, — объясняет Грант, — что надо оказать первую помощь. Уж я так и сяк тужусь, чтоб припомнить, чему в скаутах учили, и тащу его, тащу.
Под конец Бэрд сообразил, что не убит, и попробовал сам встать.
— Я ему говорю: шевельнешься, голову снесу. — И Грант добавляет: — Ей-богу, всерьез говорил.
Я выглядываю проверить отключенный мотор.
— Вот уж по-честному причесали, — доносится голос Льюиса.
— Порядком досталось, — отзывается Шарп. — Всем и каждому.
Не нам одним порядком досталось. Два самолета вышли из строя, идут все ниже к побережью.
Один запрашивает пеленг на ближайшую базу для вынужденной посадки. Другой, из иного эшелона, идет на двух моторах и готовится сесть на воду.
— Эти зенитки били магнитными, — предполагает Бэрд.
— У этих субчиков резаный удар поставлен, — добавляет Спо.
Прямо за спиной у Сэма — звездчатая дырка в пуленепробиваемом стекле, другой осколок отрубил металлический краешек низа турели. Дюймом ниже — и попало бы в Льюиса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.