БЕРТ СТАЙЛЗ
СЕРЕНАДА БОЛЬШОЙ ПТИЦЕ
ПОВЕСТЬ
Посвящается Мэку,
хорошему парню, которого сбили,
когда я был в увольнении в Лондоне
и развлекался там.
Эта книга вышла в Америке сразу после войны, когда автора уже не было в живых. Он был вторым пилотом слетающей крепости», затем летчиком-истребителем и погиб в ноябре 1944 года в воздушном бою над Ганновером, над Германией. Погиб в 23 года.
Повесть его построена на документальной основе. Это мужественный монолог о себе, о боевых друзьях, о яростной и справедливой борьбе с фашистской Германией, борьбе, в которой СССР и США были союзниками по антигитлеровской коалиции.
Первый экипаж
Лейтенант Сэм Ньютон, командир корабля, 23 года, из города Сиу (шт. Айова).
Лейтенант Берт Стайлз, второй пилот, 23 года, из Денвера (шт. Колорадо).
Лейтенант Дон М. Бард, бомбардир, 24 года, из Освего (шт. Нью-Йорк).
Лейтенант Грант Х. Бенсон, штурман, 22 года, из Стамбо (шт. Мичиган).
Ст. сержант Вильям Ф. Льюис, бортмеханик, 20 лет, из Гранд-Айленда (шт. Небраска).
Ст. сержант Эдвин К. Росс, радист, 23 года, из Буффало (шт. Нью-Йорк).
Мл. сержант Джилберт Д. Спо, замковой, 21 год, из Уинстон-Сейлема (шт. Северная Каролина).
Мл. сержант Гордон Э. Бийч, турельный стрелок, 34 года, из Денвера (шт. Колорадо).
Мл. сержант Базил Дж. Кроун, срединный стрелок, 24 года, из Вихиты (шт. Канзас).
Мл. сержант Эдвард Л. Шарп, хвостовой стрелок, 21 год, из Хот-Спрингса (шт. Арканзас).
Сэм, как и я, ходил в Колорадский колледж в Колорадо-Спрингсе, так что мы побратимы. Оба были усердны не столько в учебе, сколько по части гулянки, пока не попали в курсанты. И чистое везение, что столкнулись в Солт-Лейке. Там мы улестили некую военбарышню, чтоб записала нас в один экипаж.
Дон до войны служил в банке. В экипаже с выпускного тренажа в Александрии (штат Луизиана). Был инструктором по бомбометанию, вовсе не должен был идти на фронт, Да хотелось поглядеть, что такое война, и повесить себе орденскую ленточку со звездой.
Грант кое-как учился перед войной в Мичигане, поболтался по стране, числился в пехоте, пока не стал штурманом. В экипаж включен также в Александрии.
Льюис, до войны таксист в Гранд-Айленде, крутил там с девицей и вечно мечтает, как бы вернуться домой.
Росс на гражданке днем трудился в конторе, а вечером в театре. Когда экипаж урезали с десяти человек до девяти, ему достался правый фюзеляжный пулемет вместо верхнего над люком радиорубки.
Спо сидел за правым срединным, пока нас было десятеро, и подготовился на замкового, когда затеяли перевести его в наземную службу. Он до войны ничем толком не занимался, просто ходил на пляж.
Бийч единственный в экипаже женат. Прежде — слесарь по будням и рыболов по выходным.
Кроун у нас за оружейника, лишь он понимает в бомбодержателях. Где только не жил, кем только не был. По специальности прокатчик, но работал и на нефтепромыслах и еще где-то.
Шарп жил в мирное время на ферме. Пожелал было стать врачом, вызубрил тьму медицинских терминов и развил в себе клинический интерес ко всему подряд. После войны намерен вернуться на ферму и валяться в тенечке.
Кроме бомбардира и штурмана, экипаж собран в Солт-Лейке, на базе 2-й армии ВВС. Все вместе мы отправились на летную практику, а потом на новеньком Б-17 прибыли в Англию.
Для начала
Стоит лето, война на белом свете. В Нормандии война и в Италии, вовсю война в России. Та же война наступает на острова и на небо Японии.
Кусочек войны, хоть как-то известный мне лично, — это воздушная война в Англии. Надо мною на стене карта Европы. Всякий раз, опять приземлившись в Англии, я рисую новую бомбочку на карте поверх города, который мы навестили.
Почти всегда тут ни вчера, ни, пожалуй, завтра. Одно сегодня. Сегодня кислородная маска, сегодня Берлин или Киль с высоты 25 тысяч футов. Сегодня — путаное, словно прошлое, а порою такое же Прекрасное.
Странное дело, этот кусочек войны никогда не остается сам собою хоть ненадолго. То несбыточный сон, тишь одинокой луны, то сплошной ужас, сумятица страхов и предчувствие смерти.
Жизнь всегда как лоскутное одеяло, по-моему; секунда, и час, и день сунуты в череду других секунд, часов, дней. Некоторые складываются во что-то, иные болтаются вне прочих, словно «крепость», потерявшая строй.
У меня в эти дни будто сто ликов. День меняет мне лицо и тело. Любое состояние — не больше чем на час-другой. Я лишен постоянства.
Наш мир чуден... мир вроде бы недурен... мир дыра дырой... мир безнадежно болен... мир полон солнца и голубизны... и все за один день, все порой за один час.
Первый вылет
В свой первый мы идем 19 апреля. Днем раньше контрольный полет (после месячного перерыва) получается у нас недурно, и полковник дает разрешение.
Один майор потолковал чуток с нами, как быть со стартом и нет ли вопросов, мол, надо эту детку держать в строгости, тогда наверняка вернешься домой.
В эскадрилье нехватка экипажей, а то бы дали еще несколько пробных полетов.
Майор отпустил нас, и Сэм собрал экипаж, чтобы сказать: с этой минуты все у нас должно быть в лучшем виде.
— И ты держи ее в строгости, — это он мне, — я не намерен за тебя отдуваться.
