Серебро - [7]

Архента у меня за плечом молчит — в еще большем ужасе, чем тот, который накрыл ее, когда она поняла, что я сделала с ее мужем. Я думаю ей — ну, ну. Чего может с нами сделать этот усатенький, чего еще не делал скотина Альварес? Чего ты так боишься? Тише, тише… А то сыграешь в обморок посреди разговора.

— А почему вы думаете, что последовательность смертей вашей и сеньора Альвареса будет именно такой, что вы предстанете его наследницей, а не он — вашим наследником? — давит сеньор Фелипе.

— Ну, даже если опустить тот факт, что в полиции уже лежит кипа документов о том, что меня допрашивали и осматривали по делу о его смерти, — медленно говорю я, — и тот факт, что полгорода уже обсуждает, как меня голую разглядывала акушерка… Но ведь почта… даже, предположим, что почта сработает медленно… рано или поздно она все равно сделает свою работу… и отец получит мое письмо.

— Вот это? — он с досадой вытащил письмо из кармана пиджака и бросил передо мной на стол. Я взяла распечатанный конверт в руки. Штемпель ближней почты. Ага, они, видимо, перехватили его уже по дороге в Буэнос-Айрес (я подумала о ни в чем не повинном почтальоне и поежилась). Дальняя почта, как сказал Хосе, находится у железнодорожной станции, скорее всего, корреспонденция там уходит еще быстрее. Отлично. Я выдохнула и положила письмо на стол.

— Ничего не боится… Было два письма? — быстро спросил он.

Я помолчала. Соглашаться прямо все же рискованно — кто его знает, на что эти люди готовы пойти, когда их планы полетели к чертям. Да и малыша Хосе незачем ставить под удар.

— Вот поэтому вы и пережили моего мужа, сеньор Фелипе, — сказала я ему голосом Минервы Макгонагалл, дающей сорок баллов Гриффиндору.

Он разинул рот да так и остался.

— Именно потому, что вы умный человек, сеньор Фелипе… Нам нет никакой необходимости заострять отношения. Мой отец — человек справедливый, а главное, богатый. Мы заберем, в любом случае, мое приданое, а по поводу долгов и обязательств покойного мы постараемся все решить так, чтобы его заимодавцы и партнеры остались с пониманием того, что никого из них не обманули. У меня нет никакого желания принимать в наследство здешнюю недвижимость, какие-то решения можно будет принять, уступив ее в качестве той или иной компенсации.

— Значит, два письма… — проговорил он медленно, встал и поклонился, — в таком случае, мы подождем прибытия вашего отца, сеньора. — Вы просто представить себе не можете, как я благодарна вам за то, что вы пришли поддержать меня в моем горе, — любезно говорю я. Он вздрагивает.

— Не провожайте меня, сеньора, — говорит он, выдергивает из моих рук стопку так и не подписанных документов и исчезает в коридоре.

Он испугался.

О да, детка, он испугался. Но хорошо бы было, чтобы он не приободрился в ближайшие три-четыре дня. Он опасен. Но сделать пока ничего нельзя.

Прятки и фокусы

Не знаю, дорогой Фелипе, намерены вы ждать прибытия моего отца или нет, а я-то точно не собираюсь. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Архента, дружок, у тебя есть какая-нибудь шаль или платок?

Да… В шкафу.

Я выхватываю с полки роскошную дымчатую шаль какого-то козьего пуха, или из кого у них тут вяжут? сматываю ее и завязываю, как пояс. Когда у нас ближайшая менструация? Не скоро? Хорошо. Есть ли в доме бутылки с пробками? И питьевая вода?

Внизу, в столовой.

Как ты думаешь, Марина ушла?

Не знаю.

Ну, покличем.

— Марина!… Марина!

Ответа нет. Спускаемся.

Вниз по лестнице, кругом темень. Не разбить бы лоб дополнительно.

— Марина!

В общем, слуг можно понять. Случись тут сейчас в доме, например, случайное возгорание… Они и сгорят заодно, как свидетели. Но мне же и на руку.

— Марина!

Нет ответа. Отлично. Так где у нас есть бутылки?

Ну, разумеется, бухло. А вода где… Вода здесь. Хорошая бутылка… большая. Выливать вино за окошко жаль, но ничего, будет и другое вино, если все пройдет, как надо.

Наполняю и крепко закрываю бутылку. Что здесь? О, тарелка с каким-то засохшим печеньем. Насыпаю печенье в рукав — хорошо, что тут сейчас мода на эти безбрежные рукава типа «махнула Василиса-искусница…»

Кто такая Василиса-искусница?

О, скоро у нас с тобой будет прорва свободного времени, напомни, расскажу…

Почти наощупь выскальзываю в сад. Матерчатые туфли на кожаной подошве скользят по влажным камням. Возможно, придется разуться и идти босиком. Посмотрим.

Я подхожу к кухне, стоящей в саду. Дверь, разумеется, закрыта, и скорее всего, на засов. Но с дальней стороны там есть окошко, у которого нет ставней… Когда Альварес еще разрешал Архенте гулять в саду, она болтала с Пепой, готовящей еду, через это окошко.

Кладу бутылку плашмя на землю под окошком, встаю на пузатый бочок одной ногой, хоп, я уже на окошке. Тихо тихо тихо сидим слушаем. Пепа храпит, так что стенки трясутся. Отлично.

Медленно, осторожно забираюсь внутрь. Глаза привыкают к темноте, но я и так знаю, где спит малыш Хосе. Матрасик его бабушка днем убирает в кладовку, где спит она сама, а ночью — почему бы ребенку не спать на кухонном полу? Кому он тут помешает?

Сажусь на пол рядом с ним. Осторожно, мягко трясу Хосе за плечо.

— Хосе, дружок?