Серебро - [4]

Ключей там целая связка. — Открывай, я не знаю, который. Она открывает, достает бумагу, перья — блин, как этим писать-то? Архента, очнись, детка, очнись.

Он мертв. Да, детка, он мертв, и у нас полно дел. Бери перо, пиши.

Писать… что? Так, диктую. Батюшка, я в ужасной беде. Мой супруг, — Архента, как его по имени звали? Пабло Мария. Пиши — Мой супруг Пабло Мария Альварес скончался нынче ночью, дела в полном беспорядке, прошу, немедленно приезжай со стряпчим и охраной. Подпишись. А второй лист? Пиши то же самое. Вложи в конверты… На конвертах подпиши адрес отца. На обоих. Подойди к сейфу. Не трогай дверцу. Плечом приоткрой пошире. Вытащи две банкноты помельче номиналом. Теперь вниз. В сад. Нам нужны Пепа и Хосе. Я вручаю один из конвертов Пепе и отправляю ее на почту. Почта в центре города, идти не близко, Пепа, причитая, накидывает платок и уходит, держа письмо в руке. Отлично. — Хосе, — говорю я, — дружок, ты же толковый парень. Ты знаешь, где здесь _другая_ почта? Дальняя?

— Ну конечно, — отвечает он весело — там же, за деревней, где Рамон живет, там железнодорожная станция, и там еще есть почта, да! — Смотри, вот письмо. Спрячь его под одежду, — говорю я и вручаю ему конверт и банкноту, — и деньги тоже спрячь, а то большие мальчишки отберут.

Хосе понимающе кивает. — Беги в _дальнюю_ почту, дружок. Осторожно, не по середине дороги, а так, огородами и околоточками, понимаешь? А потом так же осторожненько вернись назад. Если я буду не одна, ко мне не подходи, сиди у бабушки, хорошо?

— Хорошо, — кивает мальчишка, засовывает конверт за пазуху и исчезает в глубине сада. Потом фигурка его мелькает над забором.

— А нам что делать? — жалобно тянет Марина.

— Как что? Беги в полицию. Сообщи, что сеньор Альварес мертв, жена его просит прибыть немедленно.

Марина уходит, подвывая вполголоса, я сажусь во второе кресло, стоящее напротив хозяйского. Сидеть все еще больно.

Архента молчит, смотрит на тело, лежащее на полу и вдруг я понимаю, что по ее — нашему лицу ручьем бегут слезы. Она боится поверить, что все кончено, но организм уже позволяет себе плакать. Хорошо, хорошо, детка. Еще какое-то время будет трудно, но уже не так. Уже не так, детка.

Бантик

Полицейских приходит трое — какой-то офицер и двое в мундирах попроще, и первое время мне даже кажется, что в ситуацию можно уже и не вмешиваться. Тело уносят — на обследование. Офицер крякает, заглянув в сейф, выясняет у меня, что я знаю о его содержимом.

— Он никогда не открывал сейф при мне.

— А код вы знаете?

— Конечно, нет.

— Мы должны все его содержимое забрать в участок для изучения.

— А, конечно. Сколько человек должны опись подписать? Франциско подойдет, или послать его за кем-нибудь подходящим?

— Опись?… — Диковато спрашивает офицер и вдруг соображает, — а, ну конечно, опись. Действительно. Слуга… Нет, пусть сбегает в юридическую контору. И, сеньора… Вас должен осмотреть наш врач. От чего бы ни умер ваш муж, оно оставило на нем гораздо меньше следов, чем на вас самой.

— Ой, — морщусь я, — против врача я не возражаю, но чтобы не вводить вас в заблуждение — со мной вчера случился только сам сеньор Альварес.

Я задираю рукав и показываю офицеру тыльную сторону руки до локтя.

— Видите? Это не однократный случай.

Он берет меня за руку, приподнимает рукав еще чуть выше, опускает. Берет вторую руку. Осматривает ее.

— У вас, судя по всему, есть весомейший мотив для убийства.

— О, да, — сознаюсь я, — и если вы поймаете того, кто освободил меня, я оплачу ему самого лучшего адвоката.

— Вы не понимаете, что суд будет подозревать в первую очередь вас саму? — уточняет офицер, бережно держа мою руку. Какой милаха, однако. Видимо, мой вид его впечатляет.

— Офицер, — говорю я вполголоса, — будь у меня хоть какая-то возможность умертвить сеньора Альвареса, я бы не прожила в его доме полтора года. Я не буду ничего вам рассказывать, заключения врача будет достаточно.

Он снова смотрит на мою руку, которую еще держит в своей, переводит взгляд на мое лицо, скользит взглядом по платью и его передергивает. Он понял.

— У вас есть родственники?

— Отец и брат в Буэнос-Айресе.

— Напишите им, сегодня же. Пусть приедут.

— Хорошо, — говорю я.

Франциско приводит какого-то дяденьку в старомодном даже на архентин взгляд пиджаке, полицейские под его присмотром выгружают из сейфа содержимое на стол. Две, лежавшие отдельно, пачки банкнот дяденька объявляет фальшивыми и отказывается суммировать с остальными, полицейские спорят между собой. Архента сидит в кресле и молча глядит в окно. Я ее не дергаю, не вмешиваюсь ни в позу, ни в выражение лица. Сидеть ей все еще немного больно, так что иногда она морщится и пересаживается поудобнее.

Ей дают подписать опись, она подписывает, не читая, ниже дяденькиной длинной подписи и печати. Франциско все-таки зовут, они с Мариной ставят крестики как свидетели. Двое полицейских уносят мешки из сейфа, Архенте показывают пузырек. Видела ли она его когда-нибудь? Не уверена, кажется, видела. Что в пузырьке? Она не знает. Откуда это у ее мужа? Она не знает.

Тем временем приезжает врач, уже осмотревший тело. Звучит слово «цианид». Пузырек осматривают еще раз, врач осторожно обнюхивает стакан и содержимое бутылки. Архента терпеливо ждет, когда дойдет очередь и до нее. Врач косится в нашу сторону с явным неудовольствием и посылает Марину за акушеркой. Тем временем офицер вместе с Франциско и дяденькой в старомодном пиджаке — я слышу, как его называют «сеньор поверенный» — вскрывают запертые шкафы.