Сердце внаём - [53]

«Заказ на живое мясо?» – немного покоробленный, воскликнул я. – «А что? – в руке профессора переливался новый стакан мартеля. – Это остановит больных страдальцев не больше, чем здоровых голодных – вегетарианские проповеди». – «А-а… – запнулся я, – вы не допускаете, что у гомункулов, наделенных всеми чертами человеческой природы, тоже возникнет жажда жизни, счастья, любви, продолжения рода? Что они будут страдать и переживать так же, как и мы?» – «Э-э, неважно. У вас опять вариация грайсовской мелодии. Это не остановит науку. Важно то, что полезно. Мы, человеки, плотоядны. Хотя, конечно… Возникнут проблемы с юристами. Они начнут протестовать по поводу вивисекции на том основании, что гомункулы имеют образ и подобие человеческое. Мораль всегда мешала прогрессу. Ничего! Они сами – лицемеры двуличные! – захворав, бросят свои фолианты и прибегут с тысячными гонорарами к нам, на операционный стол, и воспользуются и внутренностями живых роботов, и результатами опытов, пускай незаконных. А со временем все оправдают. Законы новые напишут. ”Они потому меня и не любят, что я приду их отпевать”… Уверен: в будущем, по мере вторжения скальпеля в важнейшие телесные органы, в юриспруденции начнет развиваться новое, медицинское направление. Ведь согласитесь: ответственность врача не может ограничиваться выплатой компенсации за неудачно поставленную коронку». – «Почему же, – не удержался я, – нельзя столь совершенными методами создавать отдельные необходимые органы? Это ведь, выражаясь вашим языком, и проще, и быстрее, и экономичнее». – «Экономичнее-то экономичнее, но отдельно взятый элемент – все равно что колесо или шестерня, не обкатанные в сборном механизме. Как там они еще зашелестят? Гомункул – превосходная модель для отработки отдельных частей организма».

«Да, но не опасаетесь ли вы, – я замечал, как моя фантазия воспаряет вместе с разглагольствованиями подвыпившего экспериментатора, – что увеличенный гомункул-донор и его реципиент – две капли воды – могут быть элементарно перепутаны… ну, как короли во французских преданиях?» – «Друг мой, – снисходительно улыбнулся Вильсон, – вы перезанимались аналитикой. Имеется, во-первых, рентген, имеется, во-вторых, здравый взгляд врача, который сразу различит зрелого человека и новорожденного младенца, каким бы ростом тот ни обладал. А в-третьих… В-третьих, исключения случаются, но путаница законом быть не может. Ха! – он рассмеялся. – Человек – штука хитрая. Справедливо рек старина Бергсон: он и животное, он и мистик. Ему только дай. Появятся заказы и попикантнее. От стареющих, но энергичных дам на молодых любовников. Или от пожилых крепышей – на юных красоток. Вы же сами говорите: гомункулы вберут в себя жажду жизни, красоты, наслаждений». – «Так что, живых людей мало? Зачем эрзацы?» – «О! С живыми всегда сложности. Она хочет – он не хочет; он догоняет – она убегает. Впрочем, иногда спотыкается… Мужчинам, конечно, легче. Женщины будут обращаться чаще. В очередь вставать. ”Подайте страждущей сиротинушке instrumentum vocale[6] в постель!” – Он опять плеснул себе вина. – Чувства, чувства… Здесь не угадаешь. Зато вот с интеллектом… Мы выведем сорт мыслителей, отделим их от остальных и заставим служить науке. Целые исследовательские институты с гомункулами-сотрудниками! А в качестве подопытных свинок – те же гомункулы из плебеев. Нереально? Вздор! Вы прекрасно знаете, что, например, рабство Нового времени, в отличие от античного, имело сплошь расовый характер и возникло не из одной охоты за мускулистыми парнями. Продавали ведь африканские князьки десятки своих соплеменников за ящик рома, за стеклянные бусы, за ржавое ружье. Каков процент такого торгового элемента в негритянских поселениях по всей Америке – от Больших озер до Огненной Земли? Кто подсчитывал? Кто возьмется утверждать, что было бы, если бы чернокожие вожди отказывались от добровольных впрыскиваний в испанскую, португальскую и английскую периферии? Из-за чего бы тогда вспыхнула Гражданская война в Штатах? Революция в Бразилии? Я не кажусь вам чуточку фаталистом, господин Бланк? Или – как ныне модно выражаться – детерминистом? Вы, чего доброго, мне, старику, марксизм навешаете… Эх, людская близорукость! Мы дадим сверхгомункулам условия для плодотворной работы, организуем их личную жизнь. Разве это регресс? Еще средневековые социалисты – тот же Кампанелла – высказывали идею о положительном вмешательстве государства в семейный быт мыслителя. Ну, в плане подыскания ему подходящей пары».

«Там совсем иное, – пытался отбиваться я, вспоминая юношеские чтения и лекции Карского. – Кампанелла конструировал модель общества на гуманных началах, а не на основе рационального рабовладения». – «Неважно, – в который раз отвел мои аргументы Вильсон, – важно, что он подал мысль. А практическое применение ей дадим мы в духе времени и системы. В духе нашего духа… Удобная миниатюрная квартирка, комфортабельная кухня, ванна, спальня с гардинами, цветочки… Усталого мужа науки встречает ласковая лилипуточка, вешается ему на шею, накрывает ужин. За ней – целый выводок лилипутят, будущих светил и корифеев, наперебой тычут счастливому отцу свои пятерочные дневники, хвастают успехами в школе. Идиллия! А их королю или президенту – кого они там выберут – мы предоставим дворец и гарем красивейших наложниц. Можно выковать и новое дворянство с поместьями и крепостными, со своей геральдикой, с родовой спесью, с посвящением в рыцари.