Сердце сержанта - [21]

Он поспешил уйти с освещенного пространства. Ни с кем ему не хотелось сегодня ни танцевать, ни разговаривать. Едва он прикрывал глаза, уставшие от печатания фотографий, как возникало улыбающееся лицо Борисовой невесты. И зачем его друг так подробно рассказывал историю своего знакомства с ней?..

* * *

Уже на третий день по приезде в родное сибирское село, насладившись покоем и домашними пельменями, удовлетворив любопытство родни рассказами о своей службе в авиации и дальновидными прогнозами международной политики, лейтенант Клычков заскучал. На селе было немало молодежи, но кого застанешь дома в пору сенокоса.

Ленивой походкой, похлестывая прутиком по зеркальному глянцу сапога, офицер пришел на покос в Сухой лог. Здесь он сфотографировал косцов, а потом, подзуженный девчатами, сам взялся за косу. С непривычки Клычков быстро устал и, пополдничав, прилег под кустом. На закате его разбудили веселые голоса односельчан, собиравшихся домой.

В тот же вечер в колхозном клубе, стоявшем на взгорке, представитель райкома ВЛКСМ должен был прочитать лекцию. «По окончании лекции танцы под аккордеон» — стояло в написанной от руки лиловыми чернилами афише.

«Танцы — не косьба, тут можно отличиться», — раздумывал припарадившийся Клычков, идя в клуб.

Была суббота, клуб до отказа наполнила молодежь. Пожилые колхозники, интересовавшиеся лекцией, разместились в передних рядах. С боковой скамьи, где сидел лейтенант, окруженный парнями, слышались взрывы смеха.

Тоненькая большеглазая девушка, выйдя на сцену, строго взглянула в сторону нарушителей тишины. Офицер встретился с ней глазами и вполголоса спросил у аккордеониста, кто эта «пигалица». Тот так и залился. Ну и чудак этот летчик, придумал, как назвать райкомовского лектора!

— Товарищи, кому не интересно слушать лекцию, пусть до начала танцев погуляют, благо погода на дворе хорошая, — говоря это, девушка смотрела на одного Клычкова.

— Отставить смешки! — скомандовал сам себе веселый лейтенант.

В зале стало тише.

— Наверное, не все присутствующие регулярно читают нашу областную комсомольскую газету, поэтому прослушайте содержание фельетона, опубликованного в ней на днях. — И девушка рассказала собравшимся историю некоей новоявленной «святой Ксении». Окрестные богомолки были весьма смущены, когда дружинники-комсомольцы раскрыли, что под видом «непорочной девы» выступает переодевавшийся в женскую одежду пожилой пропойца и лодырь.

От этой истории, рассмешившей слушателей, докладчица перешла к потерям при уборке хлеба из-за одних «престольных» праздников.

Клычков, поначалу скептически отнесшийся к лектору, залюбовался девушкой. Подумать только, какие активистки выросли в его районе!

После лекции парни попроворней вместе с заведующей клубом, полной высокой дивчиной, начали сдвигать скамейки к стенам. Лейтенант дождался, когда лектор райкома осталась одна.

— Примите мою персональную благодарность за хорошую, даже замечательную лекцию.

— Ну что вы! — Она смутилась. — Я так волновалась... Тема очень трудная... И вас боялась!

Последнее неожиданное признание словно приблизило девушку к нему. Они разговорились о том, о сем... Она собиралась сразу после лекции возвращаться домой в Батово (туда шла колхозная полуторка за запчастями), но подошедшие комсомольцы уговаривали ее остаться, а глаза Бориса смотрели так умоляюще...

Таня Павлова — так звали райкомовского лектора — протанцевала со своим новым знакомым весь вечер. Колхозные танцоры осудили манеру лейтенанта танцевать, держась прямо, не сгибая спины. А может, им просто было обидно, что лучшая девушка района танцует с заезжим офицером? Наконец Таня собралась в обратный путь.

— Вы пойдете в город так поздно? — удивился Клычков. — И одна?

Девушка насмешливо смотрела на него.

— А я нередко возвращаюсь из района за полночь. Это зимой страшно, когда волки к шоссе выходят.

Офицер попросил разрешения проводить ее. Выбитая ногами тропка белела при луне. По дороге девушка рассказывала о своей жизни, о матери-учительнице, о друзьях из районного Дома культуры — Таня Павлова руководила там самодеятельностью.

— Вы поете, Таня?

— Да. Я люблю петь. — И, не дожидаясь его просьбы, запела «Сормовскую лирическую». Голос у нее был несильный, но душевный. Борису нравилось, как она поет, как держит себя.

Жаль, что до города было всего девять километров — они так быстро кончились. Вот и ее домик на окраине, залитый лунным молоком.

— Боря, я схожу успокою маму. Тогда мы сможем посидеть немножко на крыльце. Хотите?

Хотел ли он этого? Борис был просто в восторге от ее находчивости.

Молодые люди проговорили до тех пор, пока небо на востоке не посветлело.

С того вечера Борис зачастил в районный центр. Ему нравилось сидеть где-нибудь в заднем ряду просторного зала Дома культуры, тайком пуская дым в окно, и слушать, как уверенно распоряжается на сцене Таня Павлова. Даже заносчивый, с буйной шевелюрой и модно подстриженными височками исполнитель роли героя-любовника (позже Борис встретил его в исполкомовской парикмахерской, где районный Фигаро брил какого-то командировочного) слушался девушку беспрекословно.