Семья Наполеона - [16]

И все же, несмотря на свой влиятельный чин, генерал Буонапарте, судя по всему, все еще сомневался в прочности своего финансового положения Несомненно, он помнил недолгий период своего процветания при Робеспьере. Вот почему он решил последовать по стопам Жозефа, заключив выгодный брак. Его любовницей стала Дезире Клари, невестка Жозефа, и есть все основания полагать, что он видел в ней будущую достойную супругу. Однако ее родственники придерживались мнения, что «в семье достаточно и одного корсиканца».

В любом случае, ей всего лишь восемнадцать, а в это время Наполеон предпочитал более зрелых женщин. Баррас услужливо представил его некой мадемуазель Монтансье, явно перезрелой особе. По ее собственному признанию, она годилась в матери юному генералу, но зато была владелицей более миллиона франков (ей принадлежало одно веселое заведение, нечто среднее между театром и борделем в Пале Рояль). Наполеон пригласил ее познакомиться с Летицией и братьями и даже предложил съездить с ним на Корсику. Однако из этого ничего не вышло, и Наполеон переключил свое внимание на недавно овдовевшую мадам Пермон — ту самую корсиканскую даму, что приютила у себя в Монпелье его умирающего отца. На Наполеона произвело впечатление огромное наследство, якобы оставленное ей покойным супругом. На самом деле тот умер, не имея ни гроша за душой. Наполеон надеялся прибрать к рукам это наследство, сделав двойное предложение: как только кончится ее траур, сам он женится на вдове, а ее сын — на его сестре Полине. Было ему тогда двадцать шесть лет, а его предполагаемой невесте — за пятьдесят. Та поначалу просто остолбенела, но затем разразилась безудержным хохотом, чем совершенно обескуражила Наполеона. Честолюбивый корсиканец потребовал, чтобы она хорошенько все взвесила. Он пытался наносить визиты еще несколько раз, в надежде, что она все-таки передумает, но в конце концов был вынужден, задыхаясь от ярости, покинуть ее дом.

Во время ухаживания за мадам Пермон, вероятно, для того чтобы разбудить в ней ревность, он вел разговор еще об одной даме: «Меня представили одной женщине — полной очарования, покладистой и приятной во всех отношениях, семья которой проживает в предместье Сен-Жермен. Мои парижские друзья весьма одобряют мой выбор».

Предместье Сен-Жермен было гнездом старой аристократии, и, несомненно, говоря о некой даме, Наполеон имел в виду виконтессу де Богарне, одну из блестящих парижских дам. Жозефина де Богарне была, однако, не из тех женщин, которых молодой человек осмелился бы представить своей матери. В городе смаковались слухи, будто она и ее подруга Тереза Тальен танцевали обнаженными перед Баррасом.

Падение Робеспьера привело к возникновению нового общества — вульгарного, алчного, склонного к показной роскоши. Заправляли в нем продажные политики, беспринципные банкиры, спекулянты и игроки, шлюхи и содержательницы борделей. В этом упадническом мире деньги значили все и вся. И все-таки, несмотря на свою порочность, это общество было на редкость жизнерадостным.

Даже сам Наполеон, когда в июле 1795 года перспективы его были самыми что ни на есть мрачными и он всерьез подумывал о самоубийстве, был вынужден признать: «В изобилии имеется все то, что делает жизнь приятной и восхитительной. Просто некогда поддаваться унынию или размышлениям, когда вокруг так много веселого и шумного народа. Повсюду дамы — в театрах, в каретах, в библиотеках». Гражданин, некогда виконт, де Баррас был подлинным воплощением Директории; бывший солдат и повеса из Прованса, стоявший на пороге банкротства в 1789 году, продажный и беспринципный, авантюрист по натуре и при этом отличный собеседник и душа компании. Его дом всегда гудел от нашествия бесчисленных спекулянтов и «актрис» с сомнительной репутацией.

Режим имел и свою деловую сторону, которую воплощал хладнокровный министр полиции Жозеф Фуше, который, подобно Баррасу, осудил на казнь Людовика XVI (был известен как «лионский мясник», т. к. зимой 1793–94 года отправил на гильотину или под расстрел около двух тысяч человек). Невысокий, белолицый, с тонкими губами и довольно правильными чертами лица, этот человек обладал леденящим душу, словно остекленевшим взглядом, одновременно незрячим и проницательным, который неизменно внушал ужас.

Вечно пребывающий на грани изнеможения от напряженной работы, этот бывший кюре и учитель, а в придачу и сквернослов, стал одним из самых удачливых начальников полиции за всю историю Франции.

Гражданка Таше-Богарне (в эти дни приставка «де» была не в почете), еще один цветок, расцветший на ниве Директории, была вдовой генерала Богарне, угодившего на гильотину во время террора. Креолка по происхождению, она превратилась в истинную парижанку, с присущей ей тонкостью, шиком и фривольностью, которых требует светская жизнь. Новая эпоха как нельзя лучше подходила для этой искательницы приключений. То было время, когда благодаря любовникам можно было добиться богатства и положения в обществе. Если дама была недурна собой и готова продаваться, так перед ней тотчас открывались самые блестящие перспективы. Роман Жозефины с генералом Гошем резко оборвался, как только их обоих выпустили из тюрьмы, так как тот застал ее с поличным с одним из своих конюхов (детиной эльзасцем). Тем не менее ее горячая карибская кровь обеспечила ей успех у многих влиятельных мужей, а ее благородные манеры вместо недостатка обернулись хорошим подспорьем в ее тридцать два года. Жозефину трудно было назвать даже хорошенькой: с неправильными чертами и отвратительными зубами (ей даже пришлось приучиться улыбаться, не показывая их) она была далеко не красавицей. И тем не менее она обладала особой притягательностью — судя по всему, тем, что французы обычно называют belle laide, и знала, как извлекать наибольшую выгоду из своих достоинств, к числу которых относились роскошные шелковистые волосы каштанового цвета и темно-голубые глаза с удивительно длинными ресницами, поистине нежная улыбка, восхитительная кожа, изящная соблазнительная походка и проникновенный, с легкой хрипотцой, протяжный креольский говор, такой музыкальный, что прислуга порой на минуту оставляла дела, чтобы послушать хозяйку. Вообще в ней было нечто экзотическое, во Франции восемнадцатого столетия она была наиболее близка к тому, что принято именовать южной красоткой. Одевалась она безукоризненно, умело и с шиком носила драгоценности и постоянно окружала себя цветами, морем цветов. Более того, эта аристократическая гражданка была до мозга костей аморальна и с таким опытом в постельных утехах, который и не снился молодому генералу Буонапарте.