Семья Наполеона - [14]

В июне, вскоре после своего увольнения, Наполеон писал Жозефу, от которого в значительной мере теперь зависел материально:

«Что бы ни случилось с тобой, помни, тебе никогда не сыскать более преданного друга, чем я. Ведь ты для меня более чем дорог; кроме меня, никто так искренне не озабочен твоим счастьем. Жизнь — это не более чем сон, который вскоре проходит. Если случится тебе отправиться куда-то далеко и, как тебе кажется, надолго, позволь мне иметь твой портрет. Мы слишком долго жили вместе и были так близки, что наши сердца слились воедино — уж кому как не тебе знать, что я предан тебе и душой, и телом».

Это письмо появилось благодаря просьбе супруги Жозефа прислать ей миниатюрный портрет Наполеона, который он заказал для ее сестры Дезире, в кого в ту пору был влюблен.

Дезире Клари была «веселой крошкой» из Марселя, с огромными карими глазами, восхитительной улыбкой и сильным местным акцентом ее родного города. Она искренне влюбилась в Наполеона, и один раз ей даже пришлось прятаться у него под кроватью. К тому же она была честолюбива. Находясь на Святой Елене, Наполеон сказал генералу Бертрану: «Дезире располагала способностями и стремлением помочь мне добиться успеха».

Но летом 1795 года шансы Наполеона на успех были весьма призрачными. Его положение усугублял Люсьен. Заклейменный как сторонник Робеспьера, этот умирающий с голоду лавочник после термидора был арестован в Сен-Максимене и осужден на целый год тюремного заключения.

У себя в деревне он нажил множество врагов. Летиция написала довольно проницательное письмо представителю Конвента в итальянской армии, в котором справедливо замечала, что ей непонятно, почему ее сын осужден, так как из Сен-Максимена никто не уезжал и даже никто не скончался в результате его действий. Через две недели Люсьена освободили. Этот инцидент не слишком способствовал репутации его брата.

«В дни молодости я, по неведению и из-за своего честолюбия был революционером», — признался Наполеон годы спустя Меттерниху. Но даже расставшись с якобинскими принципами, он никак не мог расстаться с якобинскими привычками. Меттерних не раз подчеркивал в девяностые годы те изменения, что произошли во французах в связи с революцией: «Их лоск и элегантность, которым вряд ли кому удавалось подражать, сменились нарочитой неряшливостью, а их легкий характер — мрачной и зловещей подозрительностью».

Нельзя сказать, что Наполеон был неряшлив или подозрителен, но язык его стал груб, зачастую до неприличия, и, как он ни старался, ему так и не удалось до конца расстаться с этой привычкой. Он был теперь неспособен говорить вежливо, не говоря уже о том, чтобы галантно обращаться с женщиной, и по привычке частенько ошарашивал первую даму такими нескромными вопросами, как будто она была обыкновенной полковой шлюхой.

В клане Буонапарте все до единого были якобинцами до мозга костей. Они разделяли экстремистские воззрения и приобрели замашки санкюлотов из-за своих честолюбивых надежд выйти в люди и наивной веры, что ветер так и останется дуть в прежнем направлении. Короче говоря, они были чистейшей воды оппортунисты. Теперь же, возглавляемые братом, признанным семейным гением, они ринулись в новую политику, которая, хотя внешне и оставалась революционной, тем не менее была теперь антиякобинской. И все, чего хотел Буонапарте, — это пробиться на «верх общества»

Глава третья Начало восхождения Директория

«Наша семья не будет ни в чем нуждаться».

Наполеон — Жозефу, ноябрь 1795 года

«Наполеон имел ярко выраженную склонность к суеверию и фатализму и всегда полагал, что его успехи каким-то мистическим образом связаны с успехами его избранницы (Жозефины). Она любила всем сердцем и как могла служила ему. Ее влияние на него… всегда проявлялось на стороне человечности. Она и только она была способна смягчить своей кротостью те чрезмерные порывы страсти, которым он частенько поддавался. И ее последующая судьба навсегда останется одной из самых мрачных страниц истории ее повелителя».

Локхарт. История Наполеона Бонапарта.

Осенью 1795 года карьера Наполеона неожиданно начала свой стремительный взлет. До сих пор его отношения с семьей основывались на равенстве, взаимной поддержке, почти на партнерстве. Теперь же он входил в роль верховного покровителя. С этого времени и вплоть до создания в 1804 году наполеоновской империи все другие члены семейства Буонапарте были обязаны посвящать всю свою энергию приумножению богатства и вхождению в новое французское общество — наиболее алчное и сребролюбивое на всем Западе со времени Римской Империи.

Генерал Буонапарте имел пять футов и шесть с половиной дюймов росту и лет до тридцати был болезненно тощим. По моде тех дней он носил прическу в виде «ушей спаниеля» (ровно обрезанные над ушами и ниспадающие до плеч волосы), что придавало ему несколько несуразный вид.

Однако не было ничего несуразного в его глубоко посаженных серых глазах, больших и горящих особым лихорадочным блеском, хотя и несколько мрачноватых. Эти глаза могли очаровывать или же повергать в ужас. Одна из женщин, знавших его в 1795 году, многие годы спустя призналась Стендалю: «Если бы он не был так болезненно худосочен, то любой сразу бы признал, что черты его лица были на редкость правильными. А линия рта в особенности была полна притягательности».