Семья Мускат - [19]

И для Даши послеобеденный час тоже был самой спокойной частью дня — особенно когда у них бывал Абрам. В это время она забывала про все свои хвори: головные боли, ревматизм, прострелы в боку, ломоту в суставах. Нюня отправлялся вздремнуть в кабинет, Адаса уходила к себе, служанка шла к соседке. Даша накидывала на плечи шелковую шаль с вышитыми на ней двумя павлинами, ноги ставила на подушечку и прикрывала глаза. От печки с позолоченными карнизами веяло теплом. Пробивавшееся сквозь занавески полуденное солнце отражалось в печных изразцах всеми цветами радуги. Двойные окна и проложенные ватой щели заглушали уличный шум. Абрам садился рядом с Дашей, выпуская изо рта колечки сигарного дыма и перебирая пальцами золотую цепочку на жилете. В такие минуты Даша в полудреме слушала сплетни про своего свекра, своих зятьев, их жен и детей, про всю родню — десятки семей, с которыми ее связала судьба. Хотя она и была чистой, добронравной женщиной, примерной дочерью в богобоязненной семье, Абрам без малейшего стеснения рассказывал ей про все свои романы, прегрешения и проделки. Даша содрогалась, выражала на лице живейшее отвращение, брезгливо куталась в шелковую шаль. Порой она широко раскрывала свои печальные черные глаза и поедала ими Абрама.

— Фе, Абрам, это уж слишком! Не буду больше тебя слушать.

Когда же Абрам замолкал, она бормотала:

— Ладно, Бог с тобой, продолжай. В геенну огненную ты все равно отправишься один, без меня.

Но сегодня стулья в гостиной сдвинули, чтобы можно было посидеть и поговорить. Служанка подала чай, пирожные и варенье. Аделе листала альбом с золотым обрезом. Роза-Фруметл тихим, проникновенным голосом рассказывала Даше про пивоварню неподалеку от Брод, которой владел ее покойный супруг реб Довид Ландау, про восемьдесят акров земли, засаженной хмелем, про крестьян и слуг, а также про знаменитых раввинов, которые приходили к ним в гости. Абрам сел на софу рядом с Асой-Гешлом и подозвал Адасу:

— Пойди сюда, моя девочка. Не стесняйся. Если что, я тебя в обиду не дам.

Адаса подошла и присела на краешек софы. Она взглянула на Асу-Гешла и опустила глаза.

— Может, дашь этому молодому человеку несколько уроков? Сделаешь доброе дело — заработаешь место в раю.

Адаса вопросительно посмотрела на Асу-Гешла.

— Даже не знаю, чему я могу научить, — робко произнесла она.

— Его — многому, — обнадежил ее Абрам.

— Может, моя Аделе вам поможет, — вмешалась в разговор Роза-Фруметл. Она разговаривала с Дашей, но не пропускала ни слова из сказанного другими.

— Мама, ты же знаешь, я уезжаю из Варшавы, — поспешила сказать Аделе.

— Это ведь произойдет не так скоро, дорогая. Еще много воды утечет.

— Гораздо скорее, чем ты думаешь.

— Как грустно, что юная дама нас покидает, — заметил Абрам.

— Что ж тут грустного? Здесь без меня никто скучать не будет.

— Как знать. Бывает же любовь с первого взгляда.

— Абрам! Опять ты за свое! — возмутилась Даша. — По-моему, ты забываешь, что уже не молод. У тебя у самого дочери на выданье.

— Ах, дочери — это мое несчастье! Хорошо, предположим даже, что я старею, но ведь необязательно мне об этом напоминать, согласись? И потом, с чего ты взяла, что я подразумевал себя? А может, я вовсе имел в виду этого молодого человека, откуда ты знаешь?

— Оставь молодого человека в покое.

Роза-Фруметл повернулась к Абраму:

— Может, вам удастся ее уговорить? Побыла здесь всего ничего, а уже хочет ехать. И если вы спросите меня, зачем…

— Возможно, есть кто-то, кого она хочет видеть.

— Один Бог знает.

— Не волнуйтесь, моя дорогая мачеха! Если б ее суженый был здесь, в Варшаве, она бы ни за что не уехала. А если б уехала, то обязательно бы вернулась, — изрек Абрам. На губах у него играла сладкая улыбочка, он сам толком не знал, к чему клонит. — Все считают меня безбожником и развратником, однако в суженых верю даже я. Взять хотя бы меня и мою Хаму. Мы совершенно не подходим друг другу, но, когда ангел, отвечающий за деторождение, прокричал: «Дочь реб Мешулама, возьми Абрама», мне уже ничего не могло помочь.

— Как тебе не стыдно, Абрам! — Даша метнула на него сердитый взгляд и поднесла палец ко рту, давая понять, что в присутствии девушек он должен держать язык за зубами.

Абрам хлопнул себя рукой по лбу:

— Не я же сменил тему! Мы ведь говорили про уроки. Адаса, отведи его к себе и поговори с ним — выясни, что он знает. Молодой человек, я забыл спросить вас, где вы живете?

— Я? В пансионе на Францисканской.

— Знаю я этот пансион. Клоповник. И сколько вы платите, если не секрет?

— Пятнадцать копеек за ночь.

— Послушай, Даша. У меня идея. Может, поселим его у Гины?

— Что ты мелешь?

— Она сняла большую квартиру на Свентерской и сдает комнаты. Это обойдется ему в десять рублей в месяц, зато будет свой дом.

— Абрам, как тебе не стыдно?!

— А почему мне должно быть стыдно? К своему отцу, раввину, она ни за что не вернется. Я слышал, что Акива разведется с ней со дня на день, и она, с Божьей помощью, выйдет наконец замуж за Герца Яновера по закону Моисея и Змаила — пардон, Израиля.

— Что произойдет в дальнейшем, мне не известно. Зато то, что происходит сейчас, — стыд и срам. К чему тянуть молодого человека в это болото?