Семья Мускат - [18]
— Не за ассимиляцию, а за достойную и разумную жизнь.
— По-вашему, стоит нам надеть польские шляпы и подкрутить усы, как они полюбят нас больше жизни, — вновь съязвил Абрам и тут же сам подкрутил усы. — Пусть юная дама прочитает здешние газеты. Они визжат, что современный еврей еще хуже, чем тот, что ходил в лапсердаке. В кого, по-вашему, метят юдофобы? В современного еврея, вот в кого!
— Нет, этого не может быть.
— Очень даже может, моя дорогая. И скоро вы сами в этом убедитесь.
В двери появилась голова Шифры. «Обед готов», — объявила она.
Нюня тут же сорвался с места. Остальные последовали за ним. В столовой, на огромном обеденном столе с тяжелыми резными ногами были расставлены тарелки, разложены ножи, вилки и ложки; от времени и употребления столовое серебро потемнело и истерлось. У дверей стоял столик с кувшином, медным ковшиком и оловянным тазом. Мужчины помыли руки первыми. Даша взяла кипу и водрузила ее Абраму на голову. Тот неторопливо вытер руки льняным полотенцем и громко прочел положенную молитву. Аса-Гешл так нервничал, что замочил рукава. Роза-Фруметл тщательно завернула кружевные манжеты и вылила два ковша воды на свои костлявые веснушчатые руки. Аделе выразительно посмотрела на Адасу, словно говоря: «Неужели и нам это тоже предстоит?» Адаса зачерпнула ковшом воду и протянула его Аделе.
— Пожалуйста. Сначала вы, — сказала она.
— Как бы кружева не замочить. — И Аделе отогнула расшитые кружевом манжеты и полила воду на пальцы с ухоженными ногтями. Адаса сделала то же самое. Аса-Гешл заметил, что пальцы у нее в чернилах. Нюня занял место в кожаном кресле во главе стола и принялся резать белый хлеб. Потом пробормотал молитву и стал раскладывать по тарелкам отрезанные куски. В середине стола на подносе лежали буханка с изюмом и белые булочки. Шифра внесла закуски: паштет и требуху. Абрам посмотрел на Адасу и едва заметно подмигнул ей. Девушка встала, вышла из комнаты и вернулась с графином коньяка. Даша отругала ее.
— Ты ему этим только вредишь, — сказала она. — Кончится очередным визитом к врачу.
— Твое здоровье, Нюня! Ваше, молодой человек! Ваше здоровье, юные дамы! Надеюсь выпить на вашей свадьбе! — крикнул Абрам.
— Здоровья и мира! Аминь! — благоговейно пробормотала Роза-Фруметл.
Мужчины заняли свои места первыми. По одну сторону стола сидели Абрам, Адаса и Даша; по другую — Аса-Гешл, Роза-Фруметл и Аделе. Перед глазами Асы-Гешла все плыло: и горка, и фарфоровый сервиз, и картины на стенах, и лица гостей. Ему казалось, что он оглох. Нож и вилка дрожали у него в руках и громко стучали по тарелке. Он не знал даже, что делать с лежавшим перед ним хлебом — то ли откусить от него, то ли отломить. Он подцепил было вилкой лежавший на тарелке соленый огурец, но тот вдруг исчез, а мгновением позже выпал у него из рукава. Когда же служанка поставила перед ним на стол дымящуюся тарелку с супом, он и вовсе перестал что-либо видеть.
— Эй, молодой человек, — услышал он, словно откуда-то издалека, голос Абрама, — рюмочку примете?
Аса-Гешл хотел было сказать «нет», но губы его сказали «да». Женщины о чем-то оживленно разговаривали. Перед ним возник стакан какой-то красноватой жидкости. Он прошептал: «Ваше здоровье» — и одним махом осушил рюмку. Абрам расхохотался.
— Так держать, мой мальчик! — гаркнул он. — Ты, я вижу, не пропадешь!
— Закусите чем-нибудь, — посоветовала юноше Даша. — Эй, кто-нибудь, передайте ему печенье.
Адаса вновь встала из-за стола и вернулась с миндальным печеньем. Тем временем Аса-Гешл впопыхах схватил кусок хлеба и заел им выпитое. В глазах у него стояли слезы, он размазывал их пальцами по щекам.
— Не надо было давать ему пить, — с укором проговорила Роза-Фруметл. — Нежная натура.
— У Абрама на все свои идеи, — проворчала Даша.
— Скажите, молодой человек, — вступил в разговор Нюня, — что вы собираетесь делать в Варшаве?
Вопрос, как и все, что говорил Нюня, задан был совершенно неожиданно. Все замолчали. Аса-Гешл начал отвечать — сначала совсем тихим голосом, так, что его почти не было слышно, потом громче. Рассказал про Малый Тересполь, про деда, про мать и сестру, про своего невесть куда девшегося отца и про часовщика Иекусиэля. Аса-Гешл был бледен, уши горели. Он то и дело переводил испуганный взгляд с Даши на Адасу и обратно. Говорил он невнятно, путая слова и сбиваясь. Адаса покраснела. Даша озадаченно за ним следила. Роза-Фруметл, сама не понимая почему, почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.
— Птенец, выпавший из гнезда, — пробормотала она. — Ах, бедная мать!
Роза-Фруметл поднесла к лицу батистовый платок и высморкалась. Она испытала странное чувство, как будто этот юноша ее собственная плоть и кровь.
После обеда все перешли в гостиную. Абрам закурил сигару; Нюня ерзал на стуле, вертя головой и что-то бубня себе под нос; в эту минуту он был похож на петуха, что никак не устроится на насесте. Если час назад он безумно хотел есть, то теперь ему точно так же не терпелось поскорей лечь спать. Он вышел из комнаты, пошел в свой крошечный кабинет, растянулся на кушетке и раскрыл «Историю евреев» Греца, которую читал втайне от жены; Даша, как и все правоверные евреи, считала эту книгу безбожной. Не прошло и пяти минут, как он уже громко храпел. Нюня был управителем двух домов своего отца, однако аренду собирал не он, а его заместитель, горбун Мойшеле. Мойшеле передавал деньги вместе с отчетом Коплу и каждый четверг приносил Даше еженедельное содержание. Ни недвижимостью отца, ни делами семьи Нюня не интересовался. Пять тысяч рублей, свадебный подарок, полученный им от отца, лежали нетронутыми в банке, и за эти годы сумма эта существенно выросла. Сейчас Нюня лежал на кушетке, раскинув руки, с открытым ртом, положив под голову маленькую подушку, с которой он никогда, с самого детства, не расставался — ни в Варшаве, ни в поездках.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. Польское восстание 1863 года жестоко подавлено, но страна переживает подъем, развивается промышленность, строятся новые заводы, прокладываются железные дороги. Обитатели еврейских местечек на распутье: кто-то пытается угнаться за стремительно меняющимся миром, другие стараются сохранить привычный жизненный уклад, остаться верными традициям и вере.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии, родился в Польше, в семье потомственных раввинов. В 1935 году эмигрировал в США. Все творчество Зингера вырастает из его собственного жизненного опыта, знакомого ему быта еврейских кварталов, еврейского фольклора. Его герои — это люди, пережившие Холокост, люди, которых судьба разбросала по миру, лишив дома, родных, вырвав из привычного окружения Они любят и ненавидят, грешат и молятся, философствуют и посмеиваются над собой. И никогда не теряют надежды.
Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.