Семейство Холмских (Часть третья) - [12]

Шрифт
Интервал

 Холмская все это знала по опыту. Хотя весьма было замѣтно, что Катерина давно искала случая повѣрить ей свое горе; но сама она не начинала первая этого тягостнаго разговора, была осторожна въ словахъ своихъ, чтобы не подать дочери повода думать, будто она вызываетъ ее на довѣренность, и, слѣдовательно, уже замѣтила непріятности ихъ съ мужемъ. Такимъ образомъ говорили онѣ о постороннихъ предметахъ, покамѣстъ всѣ пришли съ гулянья.

 Аглаевъ возвратился домой въ дурномъ нравѣ. Онъ обижался, и насилу могъ выдерживать безпрестанныя возраженія, замѣчанія и совѣты Алексѣя. Елисавета съ неудовольствіемъ узнала, что мужъ ея скоро пріѣдетъ за нею. Пронскій, чувствуя, что привязанность его къ Софьѣ часъ отъ часу болѣе усиливается, былъ не очень доволенъ ея холодною съ нимъ вѣжливостью, которая не подавала ему большой надежды. Одна только Софья возвратилась въ томъ-же расположеніи, въ какомъ пошла: она ни съ кѣмъ не спорила, никто ей не подавалъ совѣтовъ, и никакого непріятнаго извѣстія не было ей сообщено.

 Но Аглаевъ чувствовалъ, что досада его на Алексѣя Холмскаго не даетъ ему права казаться невѣжливымъ. Онъ преодолѣлъ себя, старался быть любезнымъ, занимался Пронскимъ, который очень ему нравился, по дружбѣ и по уваженію его къ Софьѣ. Ему хотѣлось, чтобы Пронскій женился на ней; Катерина имѣла тоже въ виду, и помогала съ своей стороны мужу. Притомъ-же и маленькая ея Сонника была здорова и очень мила, прыгала и плясала подъ звуки Фортепіано, когда играла Софья. Пронскій, подойдя къ Софьѣ, сказалъ, что вчера, при входѣ въ гостиную къ Фамусовымъ, былъ онъ восхищенъ пріятнымъ ея голосомъ, и проситъ ее, сдѣлать одолженіе, спѣть что нибудь и теперь. Софья, безъ всякаго жеманства и обыкновенныхъ отговорокъ, исполнила его просьбу: онъ съ восторгомъ ее слушалъ. Время прошло нечувствительно, съ большимъ для всѣхъ удовольствіемъ.

 Погода была прекрасная, и Катерина сдѣлала предложеніе пить чай въ саду, въ бесѣдкѣ. "Въ самомъ дѣлѣ пойдемте въ садъ", сказала Елисавета. "У хозяйки нашей всегда прекрасныя, густыя сливки и свѣжій творогъ. Какъ вы любите, Николай Дмитріевичъ" -- продолжала она, обращаясь къ Пронскому,-- "сливки, съ ягодами, или съ творогомъ? У нея есть малина и клубника.. Да, что я у васъ спрашиваю! Вы служили въ военной службѣ, и вѣрно любите курить трубку: прикажите подать свою, а не то у Петра Ѳедоровича много трубокъ: онъ хотя и не бывалъ въ походахъ, но любитъ курить и хвастается своей колл лекціей чубуковъ." -- Я курю иногда -- отвѣчалъ Пронскій -- но какъ осмѣлиться безпокоить васъ табачнымъ запахомъ!-- "Напротивъ, мы всѣ любимъ," продолжала Елисавета. "Пожалуста не церемоньтесь; не забудьте, что мы въ деревнѣ, гдѣ надобно обходиться просто. При томъ-же теперь вѣрно никто къ намъ не пріѣдетъ: Сундуковы отдыхаютъ; отъ Фамусовой, думаю, еще не разъѣхались вчерашніе гости." -- За Фамусовыхъ отвѣчать не льзя -- сказалъ Аглаивъ.-- Я замѣтилъ вчера, какъ сильно интересовались вами, Николай Дмитріевичъ, и какъ умильно взглядывали на васъ и вздыхали.

 "Я не знаю, окомъ вы говорите," отвѣчалъ, съ улыбкою, Пронскій. "Ежели о дочери Фамусовыхъ, то я вспомнилъ, что на какомъ-то балѣ одинъ разъ танцовалъ съ нею, но не зналъ, и не спрашивалъ даже тогда, какъ ея фамилія."

 Чай былъ готовъ въ бесѣдкѣ; мужчины закурили трубки; Елисавета принялась за сливки съ малиною. Вдругъ услышали стукъ кареты, подъѣхавшей къ крыльцу: Фамусова, съ дочерью, явилась въ бесѣдку.

 "Я пріѣхала поблагодарить Ваше Сіятельство, за ваше посѣщеніе," сказала Фамусова, цѣлуясь съ Елисаветою. "Какая прекрасная погода, и какъ пріятно пишь чай на воздухѣ!" Хотя Елисаветѣ было досадно, что гостья такъ некстати пріѣхала; но насилу могла она удержаться отъ смѣха, сравнивая толстую Фигуру Фамусовой, и красныя щеки, съ худобою и сантиментальною блѣдностью ея дочери, которая, то поднимала, то опускала глаза свои, и томно взглядывала на Пронятаго. Все это до такой степени было смѣшно, что сама важная и разсудительная Софья чушь не захохотала.

 "Я имѣла какое-то пріятное предчувствіе, что найду его здѣсь," сказала Любовь Максимовна на ухо Софьѣ. "Я еще изъ кареты, издалека, увидѣла его, и глаза мои наполнились слезами!"

 -- Вы, кажется, знакомы съ моею дочерью?-- сказала Фамусова, обращаясь къ Пронскому.-- Она видѣла васъ прошедшею зимою, на балѣ у Графини Агаѳьи Петровны Альнаскаровой. Любинька моя тотчасъ васъ узнала.-- Пронскій проговорилъ сквозь зубы, что онъ имѣлъ честь видѣть ее, и проч. Въ это время милая Любинька сказала на ухо Софьѣ: "Ахъ! можно-ли забыть его?" Съ этимъ вмѣстѣ, бросила она такой страстный, такой умильный взглядъ на Пронскаго, что онъ вышелъ изъ терпѣнья, и желая отдѣлаться, всталъ съ своего мѣста, подъ тѣмъ предлогомъ, что хочетъ идти на встрѣчу къ маленькой Соничкѣ, которую, говорилъ онъ, несетъ къ нимъ кормилица. Аглаевъ улыбнулся: онъ зналъ, что Соничка его давно уже спитъ, и что Пронскій ищетъ только средствъ избавиться отъ разговора Фамусовой, и нѣжныхъ взглядовъ ея дочери.

 Эти незваные гости просидѣли такъ долго, что Катерина должна была пригласить ихъ остаться ужинать. Въ продолженіе всего времени Пронскій былъ жестоко преслѣдованъ несноснымъ болтаньемъ матери и безразсудствомъ дочери. Онъ былъ холоденъ съ ними, и явно показывалъ, что не намѣренъ ни сколько отвѣчать страстнымъ взглядамъ, на него обращаемымъ. Фамусова приглашала его обѣдать къ себѣ; но онъ благодарилъ и отозвался тѣмъ, что черезъ два дня ѣдетъ, хотя послѣ того еще болѣе недѣли пробылъ у Аглаевыхъ.


Еще от автора Дмитрий Никитич Бегичев
Семейство Холмских

Некоторые черты нравов и образа жизни, семейной и одинокой, русских дворян.


Семейство Холмских. Часть 5

«На другой день после пріезда въ Москву, Свіяжская позвала Софью къ себе въ комнату. „Мы сегодня, после обеда, едемъ съ тобою въ Пріютово,“ – сказала она – „только, я должна предупредить тебя, другъ мой – совсемъ не на-радость. Аглаевъ былъ здесь для полученія наследства, после yмершаго своего дяди, и – все, что ему досталось, проиграль и промоталъ, попалъ въ шайку развратныхъ игроковъ, и вместь съ ними высланъ изъ Москвы. Все это знала я еще въ Петербурге; но, по просьбе Дарьи Петровны, скрывала отъ тебя и отъ жениха твоего, чтобы не разстроить васъ обоихъ преждевременною горестью.“…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Семейство Холмских (Часть шестая)

Некоторые черты нравов и образа жизни, семейной и одинокой, русских дворян.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.