Семейство Холмских (Часть третья) - [14]
"Всѣ ваши совѣты и наставленія, маменька, прекрасны, превосходны" -- сказала Елисавета, вставши съ неудовольствіемъ со стула -- "но, я думаю, самъ Ангелъ не могъ-бы ужиться съ такимъ уродомъ, съ такимъ своенравнымъ, съ такимъ скрягою, какъ мужъ мой. Однакожъ, я попробую испытать то, что вы мнѣ совѣтуете, постараюсь, ежели только могу! Ты, Софья, какъ я вижу, нарочно оставалась при этой проповѣди, чтобы торжествовать надо мною. Но лучше воспользуйся моимъ примѣромъ: не выходи вѣкъ за-мужъ, не обольщайся даже самимъ Пронскинъ. Повѣрь: и онъ будетъ такой-же мужъ, какъ и всѣ прочіе. Не хлопочи, и отдай его сантиментальной Фамусовой."
-- Хотя никакихъ видовъ на Пронскаго я не имѣю -- отвѣчала Софья -- но, признаюсь, не желаю ему такой глупой жены, какъ Фамусова. Впрочемъ, обо мнѣ не безпокойся. Супружество меня не прельщаетъ, и я думаю, что останусь на вѣкъ въ сословіи пожилыхъ дѣвушекъ. Жизнь тетушки Прасковьи Васильевны гораздо болѣе имѣетъ привлекательности.--
При сихъ словахъ вошелъ Пронскій. Къ нему пріѣхалъ откуда-то нарочный, и онъ былъ въ большомъ смущеніи. "Подите сюда, Николай Дмитріевичъ,-- сказала ему вѣтреная Елисавета, совсѣмъ забывши важный, только что окончивишійся разговоръ съ матерью. У нея остались въ памяти, послѣднія слова Софьи, и она, по безразсудности своей, тотчасъ сообщила ихъ Пронскому.-- "Вообразите: Софья сей часъ сказала намъ, что она имѣетъ твердое намѣреніе оставаться вѣкъ въ дѣвкахъ! "
-- Можно-ли имѣть такое намѣреніе!-- отвѣчалъ съ чувствомъ Пронскій.-- Но... теперь не могу я говорить болѣе. Извините; я долженъ сей часъ ѣхать, и пришелъ простишься съ вами. Вы. вы. Софья Васильевна... но, прошу васъ извинить меня. Современемъ объяснится странный мой поступокъ. Я долженъ сей часъ ѣхать -- Слезы полились градомъ изъ глазъ его; онъ спѣшилъ выйдти. Коляска его была уже готова у крыльца.
Всѣ, съ удивленіемъ, смотрѣли другъ на друга. "Что это значитъ?" прервала наконецъ общее молчаніе Елисавета. "Онъ влюбленъ въ Софью: это очень видно; признаніе его готово было вырваться. Но что за причина такого внезапнаго отъѣзда?" Всѣ терялись въ догадкахъ.
Софья хотѣла казаться равнодушною; однакожъ и она сильно поражена была Отъѣздомъ Пронскаго, оставила мать и сестру отгадывать, и по своему объяснять причины страннаго поступка и таинственныхъ его словъ, и чтобы скрыть смущеніе, ушла въ свою комнату, гдѣ приняла твердое намѣреніе совсѣмъ не думать о Пронскомъ. Но такъ успѣшно исполнила она это намѣреніе, что ни о чемъ болѣе думать не могла, какъ только о немъ.
Между тѣмъ, Князь Рамирскій и Алексѣй Холмскій ходили съ Аглаевымъ, и осматривали садъ его и строенія. "Какія перемѣны нахожу я здѣсь! Деревни вашей узнать не льзя "-- сказалъ Князь Рамирскій.-- "Какая прекрасная баня!... Но, къ чему такая роскошь? На что надобны эти диваны, зеркала, ковры? У меня, кажется, гораздо поболѣе вашего состояніе, но ничего этого нѣтъ. А въ саду что за чудеса! Но къ чему этотъ гротъ, украшенный раковинами, и каскадъ, гдѣ вода даромъ пропадаетъ? Гораздо-бы лучше запрудить, сдѣлать плотину, и поставить мѣльницу, которая приносила-бы доходъ. Бесѣдка прекрасная, и видъ, конечно, отсюда прелестный; но птичникъ и оранжерея по вашему состоянію очень велики; все это стоитъ много денегъ, а дохода никакого не приноситъ."
-- Конечно, все, что вы видите, стоило сначала довольно дорого -- отвѣчалъ Аглаевъ -- но теперь поддержка строенія ничего не значитъ- Притомъ-же, признаюсь вамъ, это доставляетъ мнѣ пріятное занятіе, и удерживаетъ часто дома, а безъ того я, можетъ быть, ѣздилъ-бы по гостямъ.
"И то и другое, по мнѣнію моему, не хорошо. Чтобы выѣзжать въ гости, надобно также тратить лишнія деньги. Это что за строеніе, въ видѣ прекраснаго готическаго храма? "
-- Это ледникъ -- отвѣчалъ Аглаевъ, краснѣя -- а въ верху голубятня. Для этого строенія никакихъ излишнихъ издержекъ не было: это просто срубъ, обитый тесомъ, которому данъ только хорошій фасадъ.
"Не мое дѣло учить васъ, и дѣлать наставленія" -- продолжалъ Князь Рамирскій, осматривая это и другія строенія.--
"Какъ ближній вамъ человѣкъ, я желалъ сказать мнѣніе мое, что надобно жить по своему состоянію; впрочемъ, всякій въ правѣ тратить свои деньги, какъ онъ хочетъ."
Возвращаясь домой, услышали они колокольчикъ; коляска Пронскаго была уже готова; его самаго встрѣтили они на крыльцѣ. Въ большомъ смущеніи, съ заплаканными глазами, онъ объявилъ, что получилъ письмо, которое заставляетъ его тотчасъ ѣхать, простился съ ними, вскочилъ въ коляску, и поскакалъ во всю прыть.
Они, такъ-же какъ и женщины, были изумлены внезапнымъ отъѣздомъ Пронскаго. Имъ поспѣшили разсказать странное его прощанье. Всякій толковалъ по своему, и никто не могъ постигнутъ, что за причина побудила его такъ скоро собраться и ускакать отъ нихъ. Послали спросить, отъ кого приѣхалъ нарочный, который еще остался кормить лошадей, и узнали, что присланъ былъ конюхъ изъ подмосковной Проискаго, отъ управляющаго, а онъ получилъ эстафетъ изъ города; слѣдовательно, всѣ остались въ прежнемъ Невѣдѣніи, и не узнали, отъ кого былъ присланъ эстафетъ.
«На другой день после пріезда въ Москву, Свіяжская позвала Софью къ себе въ комнату. „Мы сегодня, после обеда, едемъ съ тобою въ Пріютово,“ – сказала она – „только, я должна предупредить тебя, другъ мой – совсемъ не на-радость. Аглаевъ былъ здесь для полученія наследства, после yмершаго своего дяди, и – все, что ему досталось, проиграль и промоталъ, попалъ въ шайку развратныхъ игроковъ, и вместь съ ними высланъ изъ Москвы. Все это знала я еще въ Петербурге; но, по просьбе Дарьи Петровны, скрывала отъ тебя и отъ жениха твоего, чтобы не разстроить васъ обоихъ преждевременною горестью.“…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.