Семейный вопрос в России. Том II - [21]
- Вы кто?
- Незаконнорожденный.
- То есть?..
- Мне бы не надо родиться, я не имел права родиться, не по закону...
- Не по закону?
- Есть законное супружество и тогда белое рождение, но... есть незаконное супружество, по желтому билету, и тогда - желтое рождение. Я всем завидую, я хотел бы лучше быть нищим.
- Ну, вот... Вы директор гимназии, вас все уважают.
- Мне указано самому не уважать моих родителей и самому не уважать, даже отрицать, свое рождение. "Я" есть до некоторой степени "не я"; не имел права быть "я". Я незаконно "проскочил" в человечество, фуксом. Так под лавкой в вагоне есть безбилетные пассажиры. Я тоже безбилетный, но только не на проезд, а на существование. Вор, - и воровски существую, хоть и директор. На меня плюнуть надо.
- Вам все кажется...
- Вовсе нет, оттого я и держу под замком секрет своего незаконного существования, как беглый с каторги бережет и прячет фальшивый паспорт. Ему не надо бы бежать, а мне не надо бы родиться. Иногда мне кажется, что все на меня указывают пальцем, обо мне шушукаются: "Ему бы не надо родиться, а он действует, ломит обстоятельства, сламливает нас - когда мы все как следует". Я хуже всех, и я всех ненавижу.
Вообще можно заметить, что незаконнорожденные бывают чрезвычайно угрюмы, желчны и нелюдимы; в то же время в тайне души это часто нежнейшие и благороднейшие люди. Но оставим стыд и перейдем к важнейшему.
Суть в том, что вовсе не один термин прикрепляется к такому ребенку при самом рождении. Но что он не усваивается вовсе своим родителям, ни матери, ни отцу. Мне говорил о своем мальчике, уже четырнадцати лет, один отец:
- Я его могу завтра же выпроводить за ворота. И сколько бы он обратно ни стучался, куда бы ни обращался, в полицию, консисторию, даже на Высочайшее имя, - никто меня не принудит его признать, т. е. закон предусматривает и предупреждает, чтобы такой мальчик никуда не стучался, ни даже к своему отцу и матери. Он не носит моей фамилии, ни фамилии матери, хорошей женщины, с которой я прожил восемь лет (по его рассказу, она умерла в чахотке).
Таким образом, вовсе не идет вопрос об устранении клеветнического и необъяснимого термина. Вопрос о "незаконнорожденности" есть вопрос о праве закона и религии отнимать у детей - их родителей, налично существующих, а у родителей - их детей, живых, невинных, реальных. Вопрос о праве закона, гражданского или церковного, порывать связь ex naturae genitricis (мать-природа (лат.)) текущую, или, пожалуй, - так как я хочу немножко грозить - ex Naturae Sanctae Genitricis (из Святой Матери-Природы (лат.))
- У вас нет детей?
- Есть: вот, Ваня.
- Да нет, это Ваня Семенов, по имени Семена, духовного отца, вот того лавочника из зеленой лавки, которого вы второпях позвали в крестные отцы. Ему он и сын, духовный сын, но связи в таинстве крещения, по усыновлению. А вам он никак.
- Да я его родил!
- Да нам наплевать. Это физиологический акт (первое письмо моего корреспондента). Мало ли кого вы родили, всех и считать вашими детьми. По нашим законам позволительно вам родить от каждой девки в номерах: так вы воображаете, что так все эти дети за вами и буду пущены.
- Да если б пустили или особенно если б связали в имени, правах и имуществе - никто бы и не шалил в номерах. Теперь и законных-то избегают рождать, так если бы незаконные все уцеплялись за отца, - очевидно, их не рождали бы вовсе. Кто установил термин "незаконнорожденные дети" - потянул и факт случайного и незаконного рождения, случайной и минутной, в номерах, на кухне, на улице, - связи с девушкой или женщиной.
- Нам наплевать, мы об этом не думали. Очень мудрено.
- Да как же вы, мудрые люди, и законы пишете, а подумать вам трудно?
- Законы пишем, и вы повинуйтесь им.
- Так как же?
- Что "как же"?
- Сын-то у меня.
- Нет у вас сына. Он - Семенов, по зеленщику, у которого вы забирали картофель и капусту тогда по осени. Ведь сами-то вы Колотилин!
- Колотилин.
- Колотилин и Семенов - что же общего? Чужие вы. Не родные вы.
- Ну, а если бы не сын, а дочь, и вот ей семнадцать лет, а мне сорок семь: можно бы мне на ней жениться?
- На дочери!
- Да ведь вы говорите, что "не дочь", или вот о сыне - что он "не сын". Вы как-то врете: "сын" и "не сын", "дочь" и "не дочь". Очевидно, вы знаете, что он - мой сын.
- Конечно, знаем.
- Ну?
- Но не признаем.
В этом и сущность дела: что закон и вообще администрация рождений, конечно, знает о факте родительства и родственной связи, но их отрицает. И жало понятия "незаконнорождаемости" падает в кровь человеческую, в семя и кровь - и разрывает их, как лев раздирает в пустыне лошадь. Т.е. тут отвергается святость крови, сила и святость; откуда косвенно проистекло и на наших глазах течет вообще всякое: "убий". Да, если нет и не содержится в крови и семени святого, священного - тогда "убий". Моисей, совершенно устранивший понятие "незаконнорожденности" и предупредивший, мудрою разработкою брака, самую возможность прелюбодеяния, по чувству связанности этих двух фактов и написал около заповеди: "не прелюбодействуй" другую, выше: "Не убий". Мы же, составившие и введшие в кругооборот быта понятие "прелюбодействуй", в глубочайшей с этим связи не пугаемся более и "убий". Ни литераторов, ни чиновников детоубийство не тревожит. Некоторых только священников оно тревожит, - как моего корреспондента, - и они пытаются найти новую формулу брака: как честного, продолжительного, верного друг другу, вообще индивидуально чистого сожития, но с устранением требования других, не всегда, при самом горячем желании, осуществимых подробностей обстановки заключения супружества. Как крестит иногда повивальная бабка - так, увы! вечно будет и некоторая сумма очень чистых и верных друг другу семей нелегальных, и, поверьте, в угоду никакому закону - они не разорвутся. Об этом мальчике вы говорите:
В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.
Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.
В.В. Розанов (1856–1919 гг.) — виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии «серебряного века», тонкий стилист и создатель философской теории, оригинальной до парадоксальности, — теории, оказавшей значительное влияние на умы конца XIX — начала XX в. и пережившей своеобразное «второе рождение» уже в наши дни. Проходят годы и десятилетия, однако сила и глубина розановской мысли по-прежнему неподвластны времени…«Опавшие листья» - опыт уникальный для русской философии. Розанов не излагает своего учения, выстроенного мировоззрения, он чувствует, рефлектирует и записывает свои мысли и наблюдение на клочках бумаги.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.