Семейный вопрос в России. Том II - [20]

Шрифт
Интервал

ценно, нужно. Или, напр., возьмем исповедь, момент покаяния, сознание перед церковью вины: тоже ведь оговорено, что она может быть и глухою, без ответов грешника, перед смертью или в случае тяжкой болезни. И грехи ему прощаются, и он причащается св. тайн, когда сделана только мина, система жестов будто бы покаяния. Такие случаи исповеди вне памяти кающегося (перед смертью) я видал. Но супружество? Совершенно очевидно, что если бы религиею семейная жизнь мирян ценилась и требовалась столь же абсолютно, как ею абсолютно требуется в отношении себя состояние покаянности; и если бы она ни в мысли, ни социально, ни явно, ни тайком не допускала прелюбодеяния как беспорядочной и случайной формы половой связи, без последствий и без обязанностей, - то она установила бы и выработала для моря случайностей, для пустынь и лесов, для одиночества и безлюдства, кроме сложных, и более упрощенные формы заключения брака, но, однако, брака же и именно формы, вплоть до одного благословения родителей; до простой мены кольцами, до взаимного, написанного на бумаге, обета взаимной верности. И тысячи девушек спаслись бы! И мы отделили бы настоящую привязанность от случая, от фривольности, легкомыслия! Моисей как подлинно священный союз ценил супружество и установил три формы для его заключения: полную, с несением шатра (едва ли не символ древней скинии) над женихом и невестою; сокращенную, состоящую в простых словах жениха невесте, с меною колец: "Я беру тебя в жены себе по закону Моисея"; и третью, почти описанную в приведенной нами цитате из "Исхода": она заключалась в простом факте супружества. Очевидно, вся сумма девушек, перестающих быть таковыми, в Библии переходила в полный итог брака. Лучше ли это нашего? Пусть судит каждый. Я же скажу, что не было плача девушек там и не было подлого слова: "Ты обесчещена", "ты - бесчестная", за устранением самого этого понятия. Вот что значит круг заповеди: "Не прелюбодействуй"; ее иначе нельзя истолковывать. Под нее отнюдь не подходит рождение; а, напр., сюда подходят все случаи предупреждения зачатия, столь распространенные у нас в самых законных семьях; входит всякое истребление плода; половые сношения без возможности зачатия; и, напр., наша страшная проституция, о коей скромно молчат все батюшки, набрасываясь лишь на случаи нарушения разных византийских, нисколько не евангельских и не библейских (в сущности - римских) понятий о семье.

* * *


Остальную часть суждений почтенного корреспондента я разберу ниже, а пока приведу выдержку из другого письма, уже очевидно священника: "Законное супружество противополагается незаконному. Но законно, по-моему, всякое, более или менее продолжительное* и верное друг другу сожительство. Потому-то я терпеть не могу, душа моя положительно не выносит этого несчастного слова незаконнорожденный, какое мы, священники, вынуждены в известных случаях прибавлять в метриках при записи крещений. Ведь безусловно все рождаются по закону, установленному Творцом. Вне этого закона (подчеркнуто в письме) никто не может родиться. Какая же может быть речь о незаконнорожденных?" (опять "не" подчеркнуто автором письма).

______________________

* Ведь и полный наш брак в своем роде "с несением шатра над женихом и невестою" бывает "более или менее продолжительным" и часто - очень кратким, год-два, а иногда несколько месяцев. В. Р-в.

______________________

Вот тоже взгляд довольно полный. Автор, очевидно, не по прочтении моих рассуждений затрепетал, и, следовательно, уже давно, по крайней мере в некоторых наших священниках, есть трепет страха при писании "незаконнорожденный". Откуда это, когда чиновники и писатели довольно равнодушны к термину? Они - богословы, а существо рождения действительно есть тема не чиновническая и не литературная, но высокометафизическая и, следовательно, богословская.

Думают обыкновенно, что вопрос незаконнорожденности состоит в устранении термина и связанного с ним срама; но это не так. Два слова, впрочем, скажем и о сраме: да, посрамляется у человека самое рождение, пуповина бытия. И страшно, что именно при таинстве крещения, перед его совершением, в секунду, как младенца пищащего принять в христианский мир, - ему и пишется этот в своем роде "желтый билет", волчий паспорт. Страшно, что он так ничего об этом не знает. И что в такую минуту. Потом он никогда не сотрет этого "желтого существования" и не переменит на белое и чистое, на обеленное. "Мне не надо бы родиться, вот тут написано", "написали перед крещением, и крещение я люблю, а этого - стыжусь, почему-то боюсь, никому об этом не сказываю, краснею". У нас был директор гимназии, по-видимому незаконнорожденный: так у себя в кабинете, в никогда не раскрываемом ящике, он держал все документы учителей о службе, и с метриками, обычно хранимые в канцелярии, вместе и с директорскими. Это был очень умный, любящий учеников, угрюмый человек, очень гордый и даже высокомерный умственно. Но и он стыдился. Все стыдятся. Почему? Никто не знает. И, главное, никто не знает точной меры и глубины и даже оснований этого стыда, кроме самих незаконнорожденных.


Еще от автора Василий Васильевич Розанов
Русский Нил

В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.


Уединенное

Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.


Попы, жандармы и Блок

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Пушкин и Гоголь

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Опавшие листья (Короб первый)

В.В. Розанов (1856–1919 гг.) — виднейшая фигура эпохи расцвета российской философии «серебряного века», тонкий стилист и создатель философской теории, оригинальной до парадоксальности, — теории, оказавшей значительное влияние на умы конца XIX — начала XX в. и пережившей своеобразное «второе рождение» уже в наши дни. Проходят годы и десятилетия, однако сила и глубина розановской мысли по-прежнему неподвластны времени…«Опавшие листья» - опыт уникальный для русской философии. Розанов не излагает своего учения, выстроенного мировоззрения, он чувствует, рефлектирует и записывает свои мысли и наблюдение на клочках бумаги.


Заметка о Пушкине

русский религиозный философ, литературный критик и публицист.


Рекомендуем почитать
Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии

Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.


Сборник № 3. Теория познания I

Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.


Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения

Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.


Вырождение. Современные французы

Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.


Несчастное сознание в философии Гегеля

В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.