Семейное дело - [40]

— Ты никуда не спешишь?

— Никуда.

— Зайдем в парк, посидим, пивка выпьем?

— За твой счет или мой?

Его не покидало хорошее настроение. Конечно, у отца к нему какой-то серьезный разговор, это ясно. А ему не хотелось никаких серьезных разговоров. Летний день, теплынь, завтра выходной, он договорился с Глебом махнуть за город (втроем: третья — Надя), и серьезный разговор сегодня вроде бы совсем ни к чему.

— Вот что, — сказал отец, когда они зашли в павильон и взяли по кружке пива. — Я давно хотел поговорить с тобой, Алешка, но все как-то не удавалось…

Он мялся, будто подыскивая слова, и Алексей, стукнув своей кружкой о его, сказал:

— Давай сначала выпьем. А то ты сидишь, как на дипломатическом приеме.

— Что-то с тобой происходит, Алешка, — сказал отец, глядя в сторону. — Конечно, это твое личное дело — поделиться со мной или промолчать, но как-то нам с матерью неспокойно.

— Ты прав, — ответил Алексей. — Это мое личное дело.

— Жаль, — сказал отец. — Раньше у нас не было никаких секретов. Я даже немного гордился этим. Ну хорошо… Можешь ты ответить хотя бы на такой вопрос: то, что происходит с тобой, очень серьезно?

— Да.

— Понятно, — сказал Бочаров. Он все глядел в сторону, будто боясь встретиться взглядом с сыном, и Алексею передалась его тревога. — Я шел сегодня за тобой и Ниной и подумал…

— Мимо, батя! — усмехнулся Алексей. — Нина — мое высокое начальство и учит меня комсомольскому уму-разуму. К тому же — серьезная замужняя женщина. И прошу тебя — не надо меня ни о чем расспрашивать. Волноваться тоже не надо, все пойдет путем. Вы, наверно, еще не заметили, что я совсем вырос. Ну, а в таком возрасте всякие житейские бяки уже положены. И чем больше живешь, я полагаю, тем больше их будет. А?

— Да, в общем-то, так…

— А вы хотите закрыть меня собой? Чтоб никакой посторонний ветерок не дунул?

— И это так. Ты нам не чужой все-таки. — Он залпом выпил свое пиво. Видимо, ему не хотелось кончать этот разговор. Он еще надеялся, что Алексей хоть что-то скажет ему. — Возьмем еще по кружке?

— Возьмем, — сказал Алексей. — Хорошо холодненького.

Он принес еще две кружки.

— Знаешь, — сказал отец, — я бы сам не начинал этот разговор, но мать извелась. Надо же — борщ поджарила! Ну ладно, ну хорошо… У меня к тебе только одна просьба, Алешка: побереги мать.

Ко второй кружке он даже не прикоснулся. Встал и ушел, сутулясь, и, глядя на его спину, Алексей подумал, что отец уже не молод и, может быть, зря он ничего не рассказал родителям о Лиде — им было бы легче. Глебу рассказал, а им нет. Но как, каким чутьем они могли догадаться, что со мной что-то происходит?

Через несколько дней Алексею и Нутрихину дали точить «стаканы». Работа была легкая и, конечно, для Нутрихина невыгодная. На этих «стаканах» много не заработаешь, расценка на них была низкой. Нутрихин психанул, пошел к Бочарову и вернулся туча тучей.

— К черту, — сказал он. — Что я им, мальчишка, что ли?

Он еще долго кипятился, ворчал, но отказаться было нельзя — неприятностей не оберешься, в дисциплинарный день потянут к начальнику цеха, а там, глядишь, и премия улыбнется Пришлось точить «стаканы». Алексей только усмехался, поглядывая в его сторону: ничего, голубчик, ты и на этом деле не промахнешься — щелкаешь, как семечки.

К концу смены у него на стеллаже возле станка стояло двадцать шесть штук, у Алексея — восемнадцать. Водолажская подошла сначала к Алексею, проверила все «стаканы» штихмасом и поставила в наряде восьмерку. Все. Он мог идти домой.

— Тебя подождать? — спросил он Нутрихина.

— Я останусь, — сказал тот. — Еще штук десять выдам детишкам на молочишко.

На следующий день он дал тридцать пять «стаканов», еще через день — сорок. Больше двух норм! У входа в цех была вывешена «молния»: девчонки из цехкома расстарались, не пожалели ни бумаги, ни красок. Когда они шли на обед и проходили мимо «молнии», Нутрихин подмигнул Алексею:

— Как пишут в газетах — прочная рабочая слава. Так сказать, моральный стимул.

— А что? — спросил Алексей. — Должно быть, приятно.

— Приятно, брат, в бане мыться и еще — в ведомости расписываться. А если подумать, все это пшено, для начинающих.

— А ты никогда не мечтал клад найти? — серьезно спросил его Алексей. Нутрихин недоуменно поглядел на него: какой еще клад? — Ну, обыкновенный. Золотишко, бриллиантики…

— Опять ты за свое! — досадливо отмахнулся Нутрихин. — Тебе-то что: папа-мама, никаких забот-хлопот. И давай кончим говорить на эти темы. Я знаю, по цеху уже слушок пополз, что Нутрихин — рвач, работает во вторую смену, чтобы побольше зашибить, а разве то, что я делаю, государству не выгодно?

— Я хочу посмотреть, как ты это делаешь, — сказал Алексей.

— Вот еще! — фыркнул Нутрихин. — Будешь смотреть — сам норму не вытянешь.

Что ж, он был прав. И все-таки Алексей незаметно глядел на часы, когда сосед ставил на станок очередную заготовку. Его движения были точны и стремительны. Очевидно, он придумал что-то и поставил другой резец — да, наверно, в этом-то и было все дело. В технологии инструмент не был оговорен, стало быть, Нутрихин имел право придумать что-то свое. Значит, сегодня в столовой он просто темнил. Алексей усмехнулся: глупо. И снова незаметно глядел на часы, когда Нутрихин снимал со станка готовую деталь. Еще не догадка, смутное подобие догадки мелькнуло и исчезло. Он просто отогнал от себя мысль, которая самому себе показалась гадкой. Он выключил станок и подошел к Нутрихину.