Семейное дело - [156]
— Литейный цех? — спросил Рогов.
— Да. Одна печь стояла на ремонте. Это объективная причина. Есть и другие, в том числе и субъективные. Надо многое менять решительно.
— Вы работаете секретарем уже восемь месяцев, — сказал Рогов. — По-моему, вполне достаточно для того, чтобы добиться таких решительных перемен.
— Значит, не сумел, — ответил Нечаев. — И Силин, а потом Заостровцев, и я видели главную задачу в налаживании серийного выпуска турбин. Мы этого добились, пусть и дорогой ценой. Главное — в турбинном цехе существует ритм.
— Мы говорили о другом, — напомнил Рогов. — Честно говоря, мне не очень-то по душе, что вы напираете только на выпуск турбин. На заводе есть узкие места, которые вы, вы лично, даже не пытались расшить. Так или не так?
— Не так. Если речь идет о литейном цехе, то не так. Кое-что уже сделано, Георгий Петрович. Сами увидите. Сейчас мы собираемся поставить начальником цеха грамотного и энергичного человека, но он выдвинул перед Заостровцевым такие условия, что тот, честно говоря, заколебался.
— Как его фамилия? — спросил Рогов.
— Ильин.
— Не знаю, — качнул головой Рогов. — Но сколько времени вам надо, чтобы литейный цех начал работать так, как от него требуется? Или этот вопрос мне следует задать послезавтра Заостровцеву и Ильину?
— Семь-восемь месяцев, — сказал Нечаев. — Так вам ответит Ильин. Если, конечно, Заостровцев пойдет на его назначение. Вы ведь знаете, он человек осторожный, хотя и точный, как хорошие часы.
— Вы хотите сказать, что директором завода он быть не может?
Вопрос был задан в упор, и Нечаев ответил, не задумываясь: да, не может. Для него самого это было уже сложившимся мнением, даже уверенностью. Заостровцев — идеальный главный инженер.
— Когда-то этот идеальный главный инженер поднял вверх руки перед Силиным, помните? Ну, когда Силин положил под сукно проект реконструкции термо-прессового. Промолчал, сдался! Но это так, к слову.
Рогов подумал, что когда-то у него была мысль о том, что Заостровцев может сменить Силина. Но он помнил и другое: когда снимали директора завода, снимали с партийным взысканием, из Москвы приехал заместитель начальника главка Свиридов, и Рогову хорошо запомнились его слова: «Ну, посадим мы в директорское кресло того же самого Заостровцева. У вас есть гарантия, что через два-три года в трудном положении он не сделает того же самого?»
— А кто же, по-вашему, может стать настоящим руководителем завода? — снова в упор спросил Нечаева Рогов.
— Я не знаю, откуда по заводу идут слухи, Георгий Петрович, и я не люблю слухов, но упорно повторяется одна фамилия — Званцев.
— Званцев? — удивленно переспросил Рогов.
— Да.
— Странно, — сказал Рогов. — Стало быть, телепатия все-таки существует? Там, в Ливадии, в отпуске, я подумал и о Званцеве как о директоре завода. Только подумал… И, как понимаете, ни с кем этой мыслью не делился.
— Никакой телепатии, Георгий Петрович. Просто у нас его знают, любят и ценят, вот и все.
— Званцев, Званцев, — повторил Рогов. — Вы знаете, что мы планировали его на заведующего отделом обкома?
— Слышал.
— Значит, по-вашему, все-таки народная молва?
— Значит, так, Георгий Петрович.
— А вы сами как относитесь к этой молве?
— Я бы голосовал двумя руками.
Рогов расхохотался. Вот ситуация! Несколько месяцев назад, когда речь зашла о кандидатуре нового секретаря парткома, именно первый секретарь райкома Званцев назвал ему фамилию Нечаева. А теперь секретарь парткома в свою очередь называет фамилию Званцева! Рогов знал, что Званцев и Нечаев — старые институтские товарищи, после института вместе пришли на завод, оба — отличные инженеры, но Званцев, пожалуй, оказался поострее и поэнергичнее. И, услышав сейчас его фамилию, Рогов снова задумался. Его поразило, что на заводе хотят Званцева. Он мог представить себе нехитрый механизм слуха: собрались несколько инженеров, быть может даже дома, по какому-нибудь торжественному семейному случаю, и кто-то, вздохнув, сказал: «Эх, Званцева бы к нам!» — а уже завтра этот мечтательный вздох обрел силу приближающегося факта. Но какое все-таки совпадение!
— Званцев, — опять, в который раз, сказал Рогов. — Ну что же, будем думать… Погодите-ка, а где теперь мой поплавок?
Он подсек, верхушка удилища чуть изогнулась, и на дно лодки шлепнулся ершишка с устрашающе раздутыми жабрами. Рогов снял его с крючка и протянул Нечаеву.
— Примите мой подарок. Должно быть, у вашего водолаза сейчас обеденный перерыв, а?
Так, шуткой, и закончился этот разговор, но Нечаев знал, что секретарь обкома Рогов хорошо запомнил его.
Копия той докладной записки, которую Ильин год с лишним назад передал через Левицкого руководству завода, где-то затерялась, и Ильину пришлось восстанавливать ее по памяти. Он просидел над ней несколько часов, потом неумело, одним пальцем, отстукал на машинке (завтра секретарша перепечатает начисто) и уже собирался было лечь спать, когда услышал, что кто-то пытается открыть дверь. Ключ шуршал в скважине, Ильин подошел к двери и открыл ее. На лестничной площадке стояла Надежда.
— Что-нибудь случилось? — спросил Ильин, отбирая тяжелую сумку и целуя жену. — Почему ты так поздно?
Закрученный сюжет с коварными и хитрыми шпионами, и противостоящими им сотрудниками советской контрразведки. Художник Аркадий Александрович Лурье.
Повесть «Твердый сплав» является одной из редких книг советской приключенческой литературы, в жанре «шпионский детектив». Закрученный сюжет с погонями и перестрелками, коварными и хитрыми шпионами, пытающимся похитить секрет научного открытия советского ученого и противостоящими им бдительными контрразведчиками…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В творчестве известного ленинградского прозаика Евгения Воеводина особое место занимает военно-патриотическая тема. Широкое признание читателей получили его повести и рассказы о советских пограничниках. Писатель создал целую галерею полнокровных образов, ему удалось передать напряжение границы, где каждую минуту могут прогреметь настоящие выстрелы. В однотомник вошли три повести: «Такая жаркая весна», «Крыши наших домов» и «Татьянин день».
Имя рано ушедшего из жизни Евгения Воеводина (1928—1981) хорошо известно читателям. Он автор многих произведений о наших современниках, людях разных возрастов и профессий. Немало работ писателя получило вторую жизнь на телевидении и в кино.Героиня заглавной повести «Эта сильная слабая женщина» инженер-металловед, работает в Институте физики металлов Академии наук. Как в повести, так и в рассказах, и в очерках автор ставит нравственные проблемы в тесной связи с проблемами производственными, которые определяют отношение героев к своему гражданскому долгу.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».