Семейная жизнь японцев - [33]
Падение рождаемости заметно отразилось на средней численности детей в японских семьях. Согласно данным обследования министерства благосостояния, произведенного среди 14 тыс. семей страны, в 1977 г. среднее число детей на одну семью составляло 1,89 человека, что заметно ниже показателей аналогичного обследования, проведенного тем же министерством пятью годами ранее. В 1972 г. среднее число детей на одну семью составляло 1,92 человека. Упомянутое обследование 1972 г. показало также, что в семьях, где родители желали двоих и более детей, насчитывалось в среднем 2,39 ребенка, тогда как в 1957 г. — 4,72 ребенка[174].
Основную причину сокращения числа детей в семьях страны японские социологи усматривают в переменах взглядов супругов на свои родительские обязанности — в стремлении большинства из них ограничивать число своих детей с тем, чтобы облегчить свои заботы, связанные с уходом и надзором за детьми, с их воспитанием и образованием, кг уделять больше времени иным занятиям, будь то служебные дела, общественная деятельность или личные развлечения. При этом было бы ошибкой считать, что японские супруги вообще не хотят иметь детей: хотят, но не больше трех, а скорее даже двух. В стране становится, с одной стороны, все меньше бездетных семей, а с другой — все меньше многодетных семей. Согласно опросу министерства благосостояния, среди замужних женщин в возрасте от 35 до 39 лет в 1977 г. только 3,4 % не имели детей, а прежде при подобных опросах бездетных женщин того же возраста насчитывалось 5,3 %. В то же время всего лишь 4,6 % замужних женщин 35–39 лет имели четырех и более детей, хотя при прежних опросах такие матери составляли 6,4 % всех замужних женщин[175].
О возрастании в Японии преднамеренного стремления родителей ограничивать число своих детей свидетельствуют и те ответы, которые давались ими на соответствующие вопросы при проведении массовых общественных обследований. Указанный опрос министерства благосостояния обнаружил, например, что в 1977 г. в среднем по стране женщины-матери считали «идеальной» семью с 2,6 ребенка, а пятью годами ранее эта цифра составляла 2,8. Если прежде при опросах все возрастные группы женщин-матерей сходились на том, что в «идеальной» семье должно быть трое детей, то при опросе 1977 г. больше половины женщин в возрасте от 20 до 30 лет сочли «идеальной» семью с двумя детьми. Опрос показал также, что родители-японцы предпочитали иметь в семье в среднем 2,1–2,2 ребенка[176]. А вот данные аналогичного опроса, проведенного газетой «Майнити» в мае 1981 г.: 42,7 % замужних женщин считают «идеальной» семью с тремя детьми, 43,8 % — семью с двумя детьми,4,9 % — семью с одним ребенком и 2,3 % — семью без детей. Показательно, что почти >3/>4 респондентов на вопрос: «Сколько еще детей собираетесь Вы иметь?» — четко отвечали: «Ни одного»[177].
Подобные данные общественных опросов дают основания многим японским социологам предполагать, что в основе сокращения численности детей в японских семьях лежат не столько экономические трудности, сколько перемены в психологии родителей, предпочитающих независимо от их материального положения воспитывать не более двух детей. По мнению преподавателя университета Кэйо, профессора Масики Ясукава, наступает время, когда среднее число детей ил одну семью будет составлять в Японии не более 1,95 человека[178].
В чем же причины столь заметного ослабления желании молодых японских супругов идти на значительное увеличение числа своих детей? Основная из них состоит, по-видимому, в том, что рождение ребенка в современной японской семье чаще всего влечет за собой полное и длительное отключение матери от общественных функций и духовных связей о социальной средой, находящейся за пределами ее семейного очага. С рождением ребенка в условиях нуклеарной семьи серьезно ослабляются также и духовные контакты матерой с мужьями, которые в большинстве своем в последующие годы отдаляются*от жен, скованных всепоглощающими материнскими заботами. Все это, видимо, не создает привлекательной перспективы для многих современных женщин-японок, чей кругозор и социальные запросы стали теперь значительно шире, чем прежде.
В типичной семье современной Японии в первые два-три года жизни малышей повседневный уход за ними остается материнским делом и долгом. Именно по этой причине, как правило, там, где доходы мужа позволяют это, жены-матери воздерживаются от работы вне дома по крайней мере до поступления детей в начальную школу. Неработающие матери, как показало обследование, проведенное министерством благосостояния в 1977 г., составляют 64,3 % всех матерей страны, имеющих детей дошкольного возраста, т. е. детей в возрасте до пяти лет включительно[179].
Для японских матерей период выхаживания младенцев и надзора за малышами в первые годы их жизни — столь же трудный период жизни, как и для матерей других стран. Большинство из них с честью справляется с трудностями: японские младенцы и малыши выглядят, как правило, хорошо и умело ухоженными. Но на фоне видимого благополучия бросаются в глаза и некоторые мрачные моменты, свидетельствующие о том, что для какой-то части семей трудности, испытываемые в первые годы жизни их молодого поколения, оказываются непосильными. О чем, как не об этом, говорят случаи душевной неуравновешенности и отчаянных поступков некоторых матерей, задавленных жизненными невзгодами? Как сообщалось в печати, в 1972 г. своими собственными матерями был убит 141 ребенок, в 1973 г. — 134, в 1974 г. — 140, в 1975 г. — 139 детей. В большинстве из этих случаев вслед за убийством детей матери пытались также покончить с собой. «Социологи, — писала по этому поводу газета „Дэйли Иомиури“, — склонны видеть причину столь значительного числа детоубийств в увеличении доли нуклеарных семей в стране… Ибо в нуклеарной семье родителям приходится выносить на себе всю тяжесть воспитания детей, поскольку там нет ни бабушек, ни дедушек. Да и общество не располагает достаточным числом таких учреждений, которые могли бы подменить родителей, когда один из них или оба не способны сами присматривать за ребенком»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборнике представлены статьи, показывающие эволюцию японского национализма, вскрывающие его исторические, социальные и психологические корни. На обширном фактическом материале прослеживается деятельность консервативных сил в области политики, религии, школьного образования, литературы, искусства и спорта по насаждению националистической идеологии и пропаганде «японского духа». Анализируется роль самурайской морали в современной Японии, правящие круги которой стремятся провозгласить «дух Ямато» основой экономического и культурного прогресса. Научное издание.
В данной публикации речь идет о российском золоте, похищенном Японией в ходе японской интервенции в Сибири и на российском Дальнем Востоке в 1918–1925 годах.Мало кто из нынешнего поколения наших соотечественников знает о том, что золото, попавшее в руки японских интервентов, представляло собой значительную часть золотого запаса царской России. Не представляют себе современники и колоссальных масштабов этого похищения. Ведь из России в Японию были увезены не килограммы, и не десятки и сотни килограммов, а тонны золота! К сожалению об этом “ограблении века” в нашей литературе нет специальных книжных публикаций.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.