Семь планет - [12]
Шрифт
Интервал
В скале пещера вырыта была,
Вдавалась в море дикая скала.
Сказал: «Друзья, помочь вы мне должны.
Приборы ювелира мне нужны.
Достаньте их, я не боюсь затрат.
В пещере мы устроим тайный склад».
Друзья сумели мастеру помочь.
В пещере Зейда заставала ночь,
А утром властелин его — Сомнат,
На людях — он поклонник верный Лат.
Миниатюра из рукописи XV в.
«Семь планет»
Но лишь входил в глаза людские сон,
От глаз людских спешил укрыться он
И до утра в пещере мастерил:
Он из железа идолов творил,
Их легкой позолотой покрывал,
Друзей своей работой поражал:
От монастырского неотличим,
Был каждый идол с виду золотым!
И, довершая сходство, ювелир
Венчал камнями каждый свой кумир:
Но то не камни рдели так светло,
То было разноцветное стекло!
Сообщники, дивясь его делам,
С кумиром ночью проникали в храм,
Таясь прохожих добрых и дурных, —
С поклажею два призрака ночных!
Ощупывала идолы рука,
Искала золотого двойника
И ставила поддельного взамен.
Назад две тени двигались вдоль стен.
За ними — храм, огромный и пустой,
А с ними — идол тяжкий, золотой!
И двигались кумиры по ночам:
В пещеру — золотой, поддельный — в храм.
Никто, никто в их тайну не проник,
Так был на образец похож двойник.
За божеством таскали божество,
И в храме не осталось ничего.
Все золото светильников и чаш
Железом заменил искусник наш!
Закончив дело, заболел он вдруг:
По родине тоска — его недуг.
Когда открыл тоски причину он,
Язычников поверг в кручину он:
«Для нас отцом, подвижником ты был,
И мудрецом и книжником ты был,
Зачем стремишься к нашим ты врагам?
Или душой ты охладел к богам?»
А тот: «Я верен божествам вовек,
Но без отчизны скорбен человек.
К тому же боги приказали мне
Направить путь к моей родной стране.
Я нашу Лат умею понимать
И понял: у меня скончалась мать.
Богам усердный собеседник я.
А матери своей — наследник я.
Все золото, что накопила мать,
На нужды храма я хочу отдать.
Свершить я святотатство не хочу,
Я для себя богатства не хочу,
Но, материнским золотом богат,
К Менат и Лат я возвращусь назад.
Хотя в разлуке буду я страдать,
Но мне поможет веры благодать».
И люди, слыша похвалу богам,
Склонились до земли к его ногам:
«Печалит нас известие твое,
Но видим благочестие твое.
Не покидай своих послушных чад,
Благополучно возвратись назад.
В язычестве прослыл ты мудрецом,
И, так как нашим сделался жрецом,
Теперь, когда спешишь к местам родным,
Тебя достойно в путь мы снарядим».
Воскликнул он: «Не вижу в том нужды,
Лишь божествам я посвятил труды!»
А те в ответ: «Помочь тебе — наш долг!»
И он пред уговорами замолк.
Когда прощанья подошла пора,
Ему собрали множество добра,
Шли в храм со всех сторон и чернь, и знать,
Чтоб слово расставания сказать.
Спеша от этих удалиться мест,
Он все же на день отложил отъезд.
Он ящики большие сколотил,
Два идола он в каждом поместил
И — ловкости образчики свои —
Заделал крепко ящики свои.
Всех ящиков набрал он пятьдесят:
Сто истуканов в ящиках лежат!
В скале, в пещере вся работа шла.
Вдавалась в море дикая скала.
На берегу безлюдно было там,
И наготове судно было там:
Отсрочки миг любой — бедой грозил!
Он ящики на судно погрузил
И доброхотных не забыл даров, —
К отплытью мореплаватель готов!
Неверных паства собралась опять,
Чтобы в последний раз его обнять,
Язычники рыдали без конца,
В огонь разлуки бросили сердца,
Но мастер, с виду грустен, втайне рад,
Их так утешил: «У подножья Лат
Найдете вы послание мое,
Прочтете назидание мое».
И вот повел он судно по волнам,
А стадо глупое вернулось в храм.
Послание нашла толпа мирян.
К глазам прижав его, как талисман,
Глазам не веря, все письмо прочла:
В нем описал хитрец свои дела!
Ошеломил язычников обман,
Как при похмелье — бенджа злой дурман,
Все бросились к богам, не чуя ног, —
Железо обнаружило подлог.
Тут крики раздались, стенанья их…
Глядите же на ум и знанья их!
Тем временем хитрец из мусульман
Пересекал, как ветер, океан.
Попутный ветер тоже был силен.
Мелькнули в небе Рыбы, Скорпион,
И на заре наш опытный пловец
Увидел берег Рума наконец.
В те дни румийский шах страдал от мук.
В постель свалил владыку злой недуг.
Лишь ювелир умел недуг прогнать,
Но врач исчез — вернулась боль опять.
Никто не мог владыке угодить,
Никто не мог владыку исцелить,
Недуг его давил, как тяжкий груз,
К усладе жизни потерял он вкус.
Раскаивался в совершенном шах,
Раскаивался, но сильнее чах
И вспоминал, тоскуя и крича,
Лукавого, но милого врача.
Зейд, на берег ступив, решил в тетрадь
Свое повествованье записать:
Он много дел свершал, как волшебство,
Но это — удивительней всего.
Свои пожитки спрятав под замком,
Он в город вечером вошел тайком.
Те самые оковы раздобыл,
Которые когда-то распилил,
Себе жильем колодец он избрал,
Тот самый, из которого бежал.
Властителю, волнуясь и дрожа,
О чуде сообщили сторожа.
Едва ли не из мертвых шах воскрес,
Узнав об этом чуде из чудес!
И прошептал он, слабого слабей:
«Ко мне ведите мудреца скорей!»
Философа приветствуя возврат,
Почетный преподнес ему халат,
Склонил он сердце к милостям таким,
Что своего коня послал за ним.
Тот на коне примчался во дворец.
Порог дворца поцеловал мудрец.
Вступил в покой, поцеловав порог,
Как прах, на землю перед шахом лег.
Шах поднял этот прах и обнял прах,
Сел на престол с желанным гостем шах,
Еще от автора Алишер Навои
Рекомендуем почитать
