Семь красавиц - [12]

Не по скупости Нуманом был Симнар убит,

Не по щедрости так щедро и Бахрам дарит.

Таково предначертанье в жизни сей земной, —

Здесь всегда один в убытке, с прибылью — другой,

Этот жаждою томится, гибнет тот в воде,

И награду за Симнара воздают Шиде.

Мудрый ведает: грядущий день от нас закрыт.

Поражен своей судьбою — человек молчит.

Описание семи дворцов

В дни, когда — в венце Кубада — шах после войны

Фарр сияния хосрова поднял до луны,

Под усильями упорных мастерских резцов,

Семь — подобных Бисутунам — поднялось дворцов.

Встало семь дворцов — до неба — в пышных куполах,

Каждый купол был воздвигнут на семи столбах.

Окружил дворцы стеною зодчий. И Бахрам

Поднялся на эту стену, словно к небесам.

Семь дворцов Бахрам увидел, словно семь планет.

В соответствии планетам у дворцов был цвет.

И во всем Шида премудрый дал отличья им

В соответствии великим поясам земным.

Первый купол, что Кейвану зодчий посвятил,

Камнем черным, словно мускус, облицован был.

Тот, который был отмечен знаком Муштари,

Весь сандаловым снаружи был и изнутри.

А дворец, что был Бахрамом красным озарен,

Розовел порфиром, красен был в основе он.

Тот, в котором зодчий знаки солнца усмотрел,

Ярко-желтым был, как солнце, золотом горел.

Ну, а купол, чьим уделом был венец Зухры,

Мрамором лучился белым, как венец Зухры.

Тот же, чьею был защитой в небе Утарид,

Бирюзой горел, как в небе Утарид горит.

А построенный под знаком молодой Луны,

Зелен был, как счастье шаха, как наряд весны.

Так воздвиг Шида для шаха славных семь дворцов,

Семь цветных, как семь планетных в мире поясов.

Цвет свой семь пределов мира шаху принесли.

Как хозяйки семь царевен в семь дворцов вошли.

Каждая царевна замок выбрала себе

По ее происхожденью, цвету и судьбе.

Внутреннее все убранство в каждом из дворцов

Свойственных ему оттенков было и цветов,

В те дворцы по дням недели шах Бахрам входил

И с одною из красавиц время проводил.

Он в субботу, в день Кейвана, в черный шел дворец,

Как ему по гороскопу предсказал мудрец.

В воскресенье — желтый замок посещал Бахрам,

И по очереди в каждом пировал Бахрам.

И в каком дворце за чашей ни садился он,

В цвет дворца и цвет планеты был он облачен.

И полна очарованья, блеска и ума,

Госпожа дворца садилась близ него сама.

Каждая хотела сердце шахское пленить,

Привязать его, халвою шаха накормить.

И они ему, за пиром тайным без гостей,

Рассказали семь волшебных старых повестей.

Хоть воздвиг Бахрам когда-то дивных семь дворцов,

Но не спасся все ж от смерти он в конце концов.

Низами! От сада жизни отведи свой взгляд!

В нем шипами стали розы, и шипы язвят.

Вспомни: в ад поверг Бахрама рай его страстей

В этом царстве двух обманных, мимолетных дней.

Индийская царевна Повесть первая

Суббота

Образы семи красавиц сердцем возлюби,

Шах Бахрам в неволю страсти отдал сам себя.

В башню черную, как мускус, в день субботний он

Устремил стопы к индийской пери на поклон.

И в покое благовонном до ночной поры

Предавался он утехам сладостной игры.

А когда на лучезарный белый шелк дневной

Ночь разбрызгала по-царски мускус черный свой,

Шах у той весны Кашмира сказки попросил —

Ароматной, словно ветер/, что им приносил

Пыль росы и сладкий запах от ночных садов, —

Попросил связать преданье из цветущих слов,

Из чудесных приключений, что уста слюной

Наполняют, приклоняют к ложу головой. 

Вот на мускусном мешочке узел распустила

Та газель с глазами серны и заговорила:

«Пусть литавры шаха будут в небесах слышны

Выше четырех подпорок золотой луны!

И пока сияет небо, пусть мой шах живет.

Пусть к его ногам покорно каждый припадет.

Пусть не будет праздно счастье шахское сидеть,

Пусть он все возьмет, чем хочет в мире овладеть!»

Восхваленье кончив, пери — роз кашмирских куст –

Начала бальзам алоэ источать из уст.

Рассказала, взор потупя в землю от стыда,

То, о чем никто не слышал в мире никогда.

Сказка

«Мне поведал это родич царственный один,

Величавый старец, в снежной белизне седин:

«Некогда сияла в сонме райского дворца

Гурия с печальным складом нежного лица.

Каждый месяц приходила в замок наш она,

И была ее одежда каждый раз черна.

Мы ее расспрашивали: «Почему, скажи,

В черном ты всегда приходишь? Молвим: удружи

И открой, о чем горюешь, слиток серебра?

Черноту твоей печали выбелить пора!

Ты ведь к нам благоволеньем истинным полна;

Молви, почему ты в черном? Почему грустна?»

От расспросов наших долгих получился толк.

Вот что гостья рассказала: «Этот черный шелк

Смысл таит, имеет повесть чудную свою,

Вы узнать ее хотите? Что ж, не утаю,

А от вас расспросов многих я сама ждала..,

Я невольницею царской некогда была.

Этот царь был многовластен, справедлив, умен;

В памяти моей живет он — хоть и умер он.

Скорби многие при жизни он преодолел

И одежду в знак печали черную надел.

«Падишах в одежде черной» — в жизни наречен,

Волей вечных звезд на горе был он обречен.

Весел в юности — печальным стал он под конец.

Смолоду он наряжался в золото, в багрец;

И за ласку и радушье всюду восхвален,

Людям утреннею розой улыбался он.

Замок царский подымался до Плеяд челом.

Это был гостеприимный, всем открытый дом.

Стол всегда готов для пира — постланы ковры.

Гостю поздней или ранней не было поры.