Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны - [158]
Напрасно отправилась я и на иеволийское кладбище. Прочла молитву, хотя ни в какого бога не верю. Я бродила от склепа к склепу, касалась холодных мраморных стен, приникала лицом к застекленным окошкам, пыталась разобрать надписи, полускрытые живыми и искусственными цветами. Которое из надгробий хранит прах Маристеллы? Этого я так и не поняла. И сама Маристелла мне не явилась. Конечно – все, кто любил ее, давно умерли, и некому затеплить свечку на детской могилке, некому выполоть вездесущий, живучий, ползучий клевер, методично расщепляющий мраморное надгробие. Если надгробие вообще сохранилось; если косточки не были перемещены, выброшены с целью освободить место другому, более свежему праху. Минул целый век, долгих сто лет забвения и одиночества.
Фортунов в Иеволи тоже не осталось. Пожалуй, их не осталось и на всем белом свете. Мне, во всяком случае, о них неизвестно. Фортуны покинули свою деревню, рассеялись по земному шару. Чудовища-мужчины скрылись в самых отдаленных уголках – в Калифорнии, в Аргентине, в Австралии; там они как-то ассимилировались, растворились, мимикрировали. Женщины повыходили замуж – тишком, с обязательной сменой фамилии. Маристелла Фортуна, если она еще мается где-то среди живых, – последняя в роду, маленький призрак с очень, очень плохим именем.
Эпилог
Hic jacet[34]
Последняя суббота перед Рождеством. У нас с тетей Тиной сегодня кулинарный урок. Предусмотрительно оставляю машину во дворе дома номер 4 и захожу сперва к Стелле – тактическое решение, избавляющее меня от бойкота. Стелла лежит в постели перед телевизором. Включен канал «Тернер клэссик мувиз». Пристраиваюсь у Стеллы под боком, на белом пуховом одеяле; она стискивает мне запястья пальцами с гладкой, как шелк, кожей. Сорок пять минут мы вместе смотрим «Дурную кровь»[35]; странно, когда бы я ни заехала, показывают именно этот фильм. Стелла нынче не настроена разговаривать; по движению ее нижней челюсти я понимаю, что она не надела зубные протезы. Впрочем, периодически она взглядывает на меня и улыбается, как мог бы улыбнуться раздавленный посередке кабачок. Она поглаживает меня по плечу. Едва ли Стелла понимает, кто я такая и кем ей довожусь; это не важно – она все равно меня любит.
После прощального поцелуя замечаю, что Стелла задремывает. Переходя улицу, все еще чувствую прикосновение ее мягких пальцев – сильное и нежное. Сколько же нерастраченной любви в этой женщине! Боль, привычная для всех американских Маглиери, точит сердце: почему, ну почему даже сейчас, на закате жизни, Стелла не изольет хоть несколько капель этой любви на свою единственную сестру?
Тетя Тина ждет меня в кухне цокольного этажа. На ней фартук, некогда ярко-желтый; волосы покрыты платком. Похоже, тетя Тина приступила к готовке еще на заре – не одну сотню шоколадных «шайбочек» испекла, они на трех сервировочных столиках еле умещаются. Чмокаю тетину щеку. Лицо, шея, грудь – все липкое от пота. В прошлом году тетя Тина перешла к новому терапевту – так он, в шоке от ее потливости, лимфому заподозрил, кучу анализов сдать заставил. Не бывает, говорил, чтобы в девяносто семь лет женщина так потела. А вот и бывает.
– Ты зайти к бабушка? – с порога спрашивает тетя Тина.
– Ага.
– Точно? А то она сердиться.
– Я с ней почти час просидела.
Этого я могла бы и не сообщать. Тетя Тина сама знает – ей в окно мою машину отлично видно.
– Потом еще иди. Она одинокая сейчас. Скучать сильно.
– Ладно, зайду. – (Слеза так и просится.) – Давай уже начнем, тетя Тина.
Я ведь учиться приехала, перенимать тетины кулинарные премудрости. Урок далеко не первый – не урок даже, а наказание, кара, образчик саботажа. Потому что тетя Тина, определенно не желая, чтобы ее знаменитые рецепты умерли вместе с нею, в то же время не желает оставлять на этой земле человека, способного воспроизвести то или иное «фирменное» блюдо в мельчайших подробностях. Разумеется, она в этом не признается, да меня-то не проведешь. О, как она взволнована! Не каждый день учишь стряпать внучатую племянницу. Тут важно сдобрить четкие инструкции расплывчатым мистицизмом, а то еще вообразит девчонка, будто она в кулинарии тетке своей ровня. От этого всякий вспотеет.
Печенье тото уже готово, даже остыло, так что наша с тетей Тиной задача – покрыть его глазурью и украсить цветной крошкой. «Шайбочки» надо обмакивать в глазурь целиком – священнодействие не для косоруких. Тетя Тина берет его на себя, мне же, так и быть, доверен процесс посыпания. Не успеваю справиться и с полудюжиной печенюшек, когда обнаруживается моя прискорбная, непоправимая неумелость вытрясать разноцветные бубочки и палочки из приспособления вроде перечницы. Тетя Тина доделывает сама: левой рукой купает печенюшку в глазури, в правой держит хитроумный девайс с посыпкой.
С языка просится: «Я пекла печенье тото для друзей, и оно прошло на ура»; но хвастаться после тетиного мастер-класса? Нет, невозможно. И вообще, кто там оценил печенье, какие такие «друзья»? Что они понимают, они ж не итальянцы.
Ретируюсь к раковине, берусь мыть посуду – ее немало накопилось, тете Тине, занятой печеньем, было недосуг. В числе прочего отмываю пластиковую емкость для теста марки «Таппервэар». Кажется, отродясь таких огромных посудин не видела. Некогда она имела оттенок морской волны, да с годами выцвела, облезла, вдобавок дала трещину, которую тетя Тина заклеила изолентой. Лет десять назад моя мама объявила емкость рассадником бактерий и купила тете Тине новую; так тетя Тина быстренько ее передарила.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.
Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?
Анжелика живет налегке, готовая в любой момент сорваться с места и уехать. Есть только одно место на земле, где она чувствует себя как дома, – в тихом саду среди ульев и их обитателей. Здесь, обволакиваемая тихой вибраций пчелиных крыльев и ароматом цветов, она по-настоящему счастлива и свободна. Анжелика умеет общаться с пчелами на их языке и знает все их секреты. Этот дар она переняла от женщины, заменившей ей мать. Девушка может подобрать для любого человека особенный, подходящий только ему состав мёда.
В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.
Лотта Бёк – женщина средних лет, которая абсолютно довольна своей жизнью. Она преподает в Академии искусств в Осло, ее лекции отличаются продуманностью и экспрессией. Когда студент-выпускник режиссерского факультета Таге Баст просит Лотту принять участие в его художественном проекте, Лотта соглашается, хотя ее терзают сомнения (шутка ли, но Таге Баст ею как будто увлечен). Съемки меняют мировосприятие Лотты. Она впервые видит себя со стороны. И это ей не слишком нравится.
Молодой писатель ненадолго возвращается в родную Колумбию из Европы, но отпуск оказывается длиннее запланированного, когда его беременная жена попадает в больницу. Пытаясь отвлечься от тревоги, Хуан бродит по знакомым улицам, но с каждым шагом Богота будто затягивает его в дебри своей кровавой истории, заставляя все глубже погружаться в тайны убийств, определивших судьбу Колумбии на много лет вперед. Итак, согласно официальной версии, 9 апреля 1948 года случайный прохожий застрелил Хорхе Элесьера Гайтана, лидера либеральной партии, юриста и непревзойденного оратора.
В Канзасе лето жарче обычного. Красный кабриолет мчится по шоссе. Из здания заброшенной скотобойни течет кровь. В тенях виднеется чей-то зловещий силуэт. Подростки хотят изменить свою жизнь. Из подвала доносятся вопли. Рождаются мечты о славе, разбиваются другие. Юная Хейли готовится к турниру по гольфу в честь своей рано ушедшей матери. Норма, оставшись одна с тремя детьми в доме, затерянном среди полей, старается сохранить мир в семье. Герои, каждый по-своему, оказываются в ловушке, из которой они будут пытаться вырваться любой ценой.
Спустя два десятка лет из-за смерти отца Бергльот возвращается в лоно семьи. Три сестры и брат собираются за одним столом из-за спора за наследство, которое, как они считают, поделено совершенно несправедливо. Однако конфликт куда глубже, чем кажется на первый взгляд. Почему старшие дети получили гораздо меньше, чем младшие? Чем Бергльот и ее брат провинились перед семьей? Многогранный, оставляющий горькое послевкусие роман Вигдис Йорт завораживает своей непередаваемой скандинавской атмосферой и беспощадным, почти шокирующим сюжетом.