Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны - [116]
– Я сказал, снимай платье и живо в постель! Пока мы этого не сделаем, ты мне не жена. А я в Хартфорд с женой вернусь, и никак иначе.
– Нет!
Стелла повернулась к нему спиной. Нож она забыла достать из-под подушки. Кармело приближался, плюшевый ковер заглушал его тяжелую поступь.
– Ты – моя жена, Стелла. Жены делают то, что велят мужья. Сейчас я велю тебе раздеться.
Железной хваткой он вцепился Стелле в руку повыше локтя.
– Лапы свои грязные убери!
Стелла рванулась, высвободилась. Ей бы броситься к двери, выскочить в коридор, сбежать по лестнице – а она по привычке юркнула в ванную, привалилась всем телом к двери изнутри. Поздно: Кармело успел сунуть ногу в ботинке между дверью и стеной, надавил снаружи. Стелла упиралась – о, как она упиралась! Каблуки скользили по кафельному полу, мокрому, ею же и забрызганному; голова была пуста от ужаса. Только куда Стелле бороться с Кармело, с этаким верзилой! Понятно, он очень скоро вломился в ванную. Они остались наедине в замкнутом пространстве.
Резким движением схватив Стеллу за плечо, Кармело развернул ее лицом к зеркалу. Левой рукой заломил ей за спину обе руки. Едва не вывихнул – плечи зашлись болью. Рывок – и Стеллины бедра вдавились в раковину; еще рывок – и платье задрано. Третьим рывком Кармело попытался стащить пояс вместе с трусиками и чулками. Тут ему повозиться пришлось – эластичная ткань не поддавалась. Кармело дернул, резинка хлестнула по самому нежному, впилась напоследок в самое потаенное.
Все как в Стеллином ночном кошмаре: с ее стороны вялая беспомощность, со стороны насильника – мощь, грубость рук, напористость жесткого, как палка, мужского «инструмента». Разум помутился – это ясно по глазам, совершенно пустым на искаженном, жалком лице, глянувшем на Стеллу из зеркала в тот миг, когда Кармело заставил ее животом почувствовать, насколько холодна мраморная раковина. Шершавость волосатого лобка на ягодицах – только прелюдия к настоящей боли. Все краски исчезли для Стеллы, мир залила стылая белесая слизь.
Так оно и бывает. Бережешь пуще глаза, цепляешься, держишь оборону – а теряешь на раз-два. Годы сопротивления растворяются в отмеренном тебе жизнью времени, как вода из ведра, опрокинутого в речку.
Быстрая, как ртуть, бусина Стеллиной крови скользит по левому бедру, край раковины впился в живот. Лицо Кармело в зеркале выражает сосредоточенность: резче, резче; не тянуть; дорвался. Вслед за кровавой бусиной, аккурат по проложенной ею дорожке, скатывается другая жидкость, более вязкая; Кармело с удовлетворенным вздохом выдергивает свое орудие. На полу – подкрашенный кровью мутный сгусток, точно зародыш из оплодотворенного куриного яйца. Хлопнула дверь – это вышел Кармело. Стелла – на коленях, туалетной бумагой подтирает пакость с белого кафеля.
Часть III
Зрелость
Fhijlii picciuli, guai picciuli; fhijlii randi, guai randi.
Маленькие детки – маленькие бедки;
выросли детки – выросли бедки.
Калабрийская поговорка
U lupu perde llu pilu, ma no llu vizzi.
Волк и полиняет, а все злодеем останется.
Калабрийская поговорка
Chi sulu mangia sulu s’affuca.
Один и в каше утонет.
Калабрийская поговорка
Смерть № 6
Обескровливание (Материнство)
Сентябрьским утром тысяча девятьсот пятьдесят четвертого Стелла Маглиери проснулась в постели, которую делила со своим мужем. Его рядом не было – еще затемно, в пять часов, Кармело ушел на работу в «Юнайтед электрикал». Утренний свет мандаринового оттенка просачивался между планок жалюзи – окно казалось полосатым. Стелла перевела взгляд на одеяло, точнее, на тугой глобус собственного живота. Внутри находился беспокойный эмбрион – пятый по счету. Родится живым – станет Стеллиным четвертым ребенком. Третье дитя, десятимесячное, возилось и гулило в колыбели, первые два в кладовке, переделанной под спальню, посапывали на двухъярусной кровати, будто на полках шкафа. Солнечный луч переместился на живот, в голове прозвучало: «Ты – никто».
Целое мгновение Стелла боялась шевельнуться. Разве в доме кто-то посторонний? Произнесено четко, как если бы фабричный бригадир в рупор рявкнул. «Ты – никто». Впрочем, уже шесть лет Стелла с бригадирами и фабриками дела не имеет. Да и голос – ее собственный.
«Ты – никто».
Так оно и есть.
И вот вам история о шестой недо-смерти Стеллы Фортуны. На сей раз она чуть не умерла при родах.
Понятно, родам предшествовала беременность, наступившая, вероятнее всего, после полового акта в ванной монреальской гостиницы. Стелла Фортуна, выдюжившая пятикратно, подверглась испытанию, которого страшилась пуще смерти. И на сей раз никто ей не сочувствовал, ни одна живая душа.
Обратный путь в Хартфорд занял тринадцать часов. За окном поезда мелькали деревья в осеннем убранстве – Стелла не могла оценить их красоты. В ее разуме разлилась белесая слизь, и таким же белесым стал весь мир. Если бы кому взбрело стащить шляпку прямо со Стеллиной головы, дело бы вполне удалось. Она просто не заметила бы ни вора, ни пропажи, снова и снова прокручивая единственную мысль: девственность утрачена. В Стеллином теле уже пребывает некто посторонний. Конец, всему конец; теперь не убежать. Ловушка захлопнулась. Больше ни единого шанса не представится.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Молодой писатель ненадолго возвращается в родную Колумбию из Европы, но отпуск оказывается длиннее запланированного, когда его беременная жена попадает в больницу. Пытаясь отвлечься от тревоги, Хуан бродит по знакомым улицам, но с каждым шагом Богота будто затягивает его в дебри своей кровавой истории, заставляя все глубже погружаться в тайны убийств, определивших судьбу Колумбии на много лет вперед. Итак, согласно официальной версии, 9 апреля 1948 года случайный прохожий застрелил Хорхе Элесьера Гайтана, лидера либеральной партии, юриста и непревзойденного оратора.
Лотта Бёк – женщина средних лет, которая абсолютно довольна своей жизнью. Она преподает в Академии искусств в Осло, ее лекции отличаются продуманностью и экспрессией. Когда студент-выпускник режиссерского факультета Таге Баст просит Лотту принять участие в его художественном проекте, Лотта соглашается, хотя ее терзают сомнения (шутка ли, но Таге Баст ею как будто увлечен). Съемки меняют мировосприятие Лотты. Она впервые видит себя со стороны. И это ей не слишком нравится.
В Канзасе лето жарче обычного. Красный кабриолет мчится по шоссе. Из здания заброшенной скотобойни течет кровь. В тенях виднеется чей-то зловещий силуэт. Подростки хотят изменить свою жизнь. Из подвала доносятся вопли. Рождаются мечты о славе, разбиваются другие. Юная Хейли готовится к турниру по гольфу в честь своей рано ушедшей матери. Норма, оставшись одна с тремя детьми в доме, затерянном среди полей, старается сохранить мир в семье. Герои, каждый по-своему, оказываются в ловушке, из которой они будут пытаться вырваться любой ценой.
Спустя два десятка лет из-за смерти отца Бергльот возвращается в лоно семьи. Три сестры и брат собираются за одним столом из-за спора за наследство, которое, как они считают, поделено совершенно несправедливо. Однако конфликт куда глубже, чем кажется на первый взгляд. Почему старшие дети получили гораздо меньше, чем младшие? Чем Бергльот и ее брат провинились перед семьей? Многогранный, оставляющий горькое послевкусие роман Вигдис Йорт завораживает своей непередаваемой скандинавской атмосферой и беспощадным, почти шокирующим сюжетом.